Но то же состояние фрагментации имеет еще одно следствие, возможно, более общее по характеру: оно мешает этим различным наукам быть по-настоящему социальными. Действительно, чтобы этот термин стал чем-то большим, нежели красивое название, основной принцип указанных наук должен заключаться в том, что все явления, которые они рассматривают, социальны, то есть представляют собой манифестации одной и той же реальности, а именно общества. Только те явления, которые обладают этой характеристикой, должны отмечаться наблюдателем, а их объяснение должно состоять в демонстрации того, как они зависят от природы обществ и от того, каким особенным образом это выражается. Прямо или косвенно они всегда должны быть связаны с этой природой. Пока ученые-специалисты остаются в рамках своих специализаций, они не в состоянии воспринять эту ключевую идею. Поскольку каждый из них изучает всего-навсего часть целого, которую он принимает за целое, представление об этом целом, то есть об обществе, от него ускользает. Утверждается, что явления, которые эти ученые рассматривают, социальны в силу того, что они явно порождаются взаимосвязями людей. Но очень редко само общество трактуется как важнейшая причина фактов, ареной которых оно является. Например, мы упоминали прогресс религиоведческой науки, однако до сих пор почти не встречаются сопоставления религиозных систем с конкретными социальными системами или с их условиями. Религиозные верования и обычаи неизменно представляются как результаты переживаний, возникающих и развивающихся в индивидуальном сознании, выражение которого само по себе, поскольку оно направлено вовне, принимает социальные формы. Это впечатления, оставленные в уме индивидуума лицезрением великих космических сил, переживания сна и смерти, и о них говорят как о некоем сыром материале религии. Юридическая антропология, со своей стороны, заявляет, что право есть социальная функция, и во многом старается увязать его с некоторыми общими признаками человеческой природы. Судя по сходству юридических институтов в разных обществах, ученые этой школы видят некие доказательства существования у человека юридического сознания. Именно это первичное, базовое сознание они намерены открыть и предъявить. Пост, к примеру, прямо рассуждает о «правовых системах различных народов Земли как форме, которую принимает универсальное юридическое сознание человечества, каким оно запечатлелось в каждом отдельном коллективном сознании»[182]
. Это означает, что апостериорно признается некий естественный закон, который предшествует возникновению обществ, который подразумевается, по крайней мере логически, в моральном сознании каждого индивидуума. По этой точке зрения социальные факторы служат лишь для демонстрации того, как это первобытное, универсальное, исходное ядро дифференцируется в соответствии с различными индивидуальными национальностями. Что касается политической экономии, мы знаем, что ее общие положения, которые в политэкономии именуются законами, очень долго считались независящими от условий времени и места, следовательно, и от прочих социальных условий. Да, в последнее время благодаря Бюхеру и Шмоллеру экономическая наука пошла по другому пути, приступила к выявлению экономических типов. Но такие попытки единичны, да и сам метод пока не разработан сколько-нибудь строго. В частности, у Шмоллера мы сталкиваемся с путаной эклектикой, когда берутся процедуры и источники вдохновения самого разного происхождения.Даже принцип взаимозависимости социальных фактов, пускай он довольно охотно признается в теории, далек от последовательного применения на практике. Моралист все еще изучает нравственные явления, как если бы они были отделены от юридических явлений, хотя эти явления суть лишь вариации последних. Со своей стороны юристы очень редко осознают, что закон теряет смысл, будучи отделенным от религии, которая придала ему основные отличительные особенности и производным от которой он фактически выступает. Наоборот, историки религии обычно не испытывают необходимости увязывать религиозные верования и обычаи с политической организацией. Крайне редко специалист успешно осознает, что факты, с которыми он имеет дело, тесно связаны с другими коллективными проявлениями. Чтобы определить природу этой связи, он вынужден заново, с собственной точки зрения, изучить и включить в свои построения все те конкретные науки, в помощи которых нуждается. Так поступил Шмоллер в своей работе Grundriss der allgemeinen Volkswirtschaftslehre[183]
. Эта книга излагает цельный взгляд на социологию с экономической точки зрения. Поневоле понимаешь, насколько хрупким бывает синтез разнородных исследований, проводимых в общих чертах, синтез исследований, которые требуют соответствующей неоднородности специальных знаний. Только спонтанное сотрудничество между конкретными науками может обеспечить каждой из них хотя бы приблизительное представление об отношениях с остальными.