Естественно, мы долгое время не могли играть этот спектакль. У актеров был шок не меньше моего. Когда такое происходит… Все же знают, что «Фигаро» уже не играли после Андрея Миронова. Говорят, счастлив актер, умерший на сцене. Я думаю: более того, этот актер точно попадает в рай. Однако, что тут ни думай, легче не становится…
«Мой бедный Марат»
Я стремился сделать абсолютно чувственную историю, выстроенную на сенсорике. Мне было важно сыграть это неким «внутренним приключением». Я попросил актеров не гримироваться, не играть детей, не думать о том времени. Мои герои должны совершить путешествие в прошлое через самих себя, через свои чувства и эмоции. Согревая друг друга теплом, дыханием, помогая друг другу, Лика, Марат и Леонидик выжили. И это была великая зона любви, благодаря которой они и состоялись, и окончательно запутались. Естественно, что в мирные дни все трое не могут от этого освободиться и постоянно возвращаются по тропинкам эмоциональной памяти в то счастливое, несмотря на войну, время.
Я боялся, что спектакль не примут ветераны, которые хорошо помнят, что война – это смерть, грязь, страх, кровь, бинты… Ошибался, спектакль приняли; ведь это они тогда жили на краю бездны: им надо было выжить сегодня и попытаться, если уж любишь человека, успеть дать ему это понять сейчас, сию минуту, потому что завтра может быть уже поздно. Такое мистическое ощущение рождало остроту чувств. Память людей откликалась на чистую, чувственную, белую историю без всякого цвета, потому что раскрашивал ее каждый сам…
«Милый друг»
На сегодняшний день я могу поставить все! Многие считают, что секрет популярности моих спектаклей – в скандале и шуме вокруг них. Я действительно это обожаю, потому что СЕГОДНЯ человека с сотовым телефоном невозможно заставить взять в руки книгу. Очень многие идут в театр, чтобы испытать то, что со своими засыпающими мужьями они не испытывают! Это особенно было заметно на спектакле «Милый друг» по Мопассану. Пару раз даже выводили из зала зрительниц, которые впадали в истерику. Кашпировский с его сеансами отдыхает! Конечно, здесь работала харизма одного из моих любимейших актеров и близкого друга Саши Домогарова. Я рад, что когда-то он не побоялся все поставить на карту и резко изменить свою жизнь – после двенадцати лет работы в Театре Армии, где он играл всех фрачных героев, перейти в Театр имени Моссовета к режиссеру Житинкину, который предложил ему сыграть Марата – героя потерянного поколения из арбузовской пьесы. После этого был еще прожженный циник Джеральд Крофт в спектакле «Он пришел» по Джону Пристли и, наконец, Жорж Дюруа. «Милого друга» в Москве не играли ровно полвека. Нам захотелось сломать традицию, разрушить канон: Жорж – парижский бонвиван с пшеничными усами, порхающий из будуара в будуар. Наш Дюруа – плоть от плоти сегодняшнего дня: в черной майке Брандо, кожаных штанах на офицерских подтяжках. Все забыли, что у Мопассана он был наемником в Алжире и на его руках много крови, как бы мы сейчас сказали, мирных жителей. Жорж – убийца, сержант, – приезжает в столицу в надежде покорить ее и начинает пользоваться своим единственным талантом – это секс, он пользуется им как тайным оружием. Самец Дюруа берет женщин штурмом, он агрессивен и нетерпим, и это особенно нравится рафинированным и демонизированным светским львицам и интеллектуалкам…
Когда в связи с нашей трактовкой «Милого друга» критики вспоминали «жестких вьетнамских ребят» Америки или наших ребят из Чечни, которые в столице завязли в криминале, не так уж они преувеличивали, хотя я политику и социальные вещи не люблю.
Сбылась мечта Домогарова – «выблевать из себя героя», как он мне признался однажды. Теперь он играл все – от Дюруа до Нижинского – в России, а своим Макбетом покорил театральный Краков. В Варшаве я сам испытал шок от его невероятной звездности в Европе. Домогаров стал звездой польского кино, снявшись в фильме Ежи Гоффмана «Огнем и мечом» по роману Генриха Сенкевича. Это был самый дорогой кинопроект в Европе после «Сибирского цирюльника» Никиты Михалкова. На премьере после показа зал стоя аплодировал минут десять. Стоял визг! От Сашиного костюма отрывали пуговицы!..
Я безумно благодарен своему коллеге, Художнику Александру Юрьевичу Домогарову, который мгновенно подхватывал мои режиссерские провокации и не боялся самых жестких вещей.