Приключения режиссера

Не все могли быть партнерами Быстрицкой, у нее всегда был очень высокий счет. Она была разная по характеру: и взрывная, и отходчивая, но тут повезло, потому что ей было с Клюевым безумно комфортно. В финале, когда оставались вдвоем лорд Портес и леди Китти на авансцене и смотрели на воображаемый закат, я сказал им: «Вот вы смотрите в зал, найдите только, пожалуйста, одну точку, чтобы вы не смотрели в разные стороны, иначе какая-то странная мизансцена». Они нашли сами одну точку, смотрели, обнявшись, и вспоминали о том, что в их жизни было, даже свои ошибки. Думая о том, что все равно все имеет свою философию, и жизнь продолжается, и пусть каждый совершает их сам. У них, конечно, более запутанная история, но дети тоже проходят свой любовный круг.

Поразительно – несмотря на то что это комедия, в зале плакали. Я им сказал: «Добирайте, где хотите, дыхание, любые паузы». Несмотря на то что у них очень много сцен, где они внутри собачатся или выясняют отношения, – в финале это все вырастало в доминанту, потому что Клюев невероятно любил Быстрицкую.

Мало кто знает, как он всегда поддерживал Быстрицкую и как она всегда ждала этого спектакля, готовилась и знала, что их любовный дуэт всегда в спектакле прозвучит пронзительно и он главный.

Там все хорошо работали, все актеры, но финал был на них! Я им говорил: «Держите огромную финальную паузу». Мне просто интересно, когда зритель начнет хлопать, потому что в финале должно оставаться какое-то странное чувство, иначе это не Сомерсет Моэм. Потому что у него нет ни комедий положений, ни острых комедий – у него все-таки комедии философские. Каждый в зале должен был поразмышлять о чем-то своем…

Личное

Режиссура – такая страшная вещь, что отключаться практически невозможно. Я уже, кажется, говорил, что у меня под подушкой лежит блокнотик с карандашиком на веревочке. Если вдруг что-нибудь приснится – мизансцена, например, – я должен успеть все записать. Иначе утром уже не вспомню. Это я к чему? К тому, что режиссеры – сумасшедшие. С нами очень тяжело! Иногда невыносимо! Был женат два раза. В первый раз – на внучке маршала Руденко. До сих пор помню их огромную квартиру, заставленную трофейной мебелью (маршал Руденко брал Берлин). Сейчас живу в гражданском браке, и мы безумно дорожим друг другом.

Многим кажется, что Житинкин очень удачливый, этакий плейбой. Но нынешней весной у меня, например, была жуткая депрессия. Выжить помогают любовь, книги и… одиночество. Одиночество – самое естественное состояние, даже если ты счастлив в семейной жизни. По-моему, я замечательно рассказал – нагнал тумана.

Актерам я все время говорю: «Братцы, если пропадет тайна, вы уже зрителю не интересны!» Пусть моя личная жизнь тоже пока останется тайной. Признаюсь: она у меня была и остается настолько авантюрной и непредсказуемой, что в ближайшее время я начну, пожалуй, писать о ней книгу…

Например, у меня не состоялся роман с Аленой Яковлевой, которая играла у меня в «Ночи трибад», в «Поле битвы», в «Лулу» Ведекинда на Бронной, потом еще в Сатире в «Хомо эректусе» Полякова и в «Распутнике» Шмитта. Она моя ближайшая подруга, мы с ней познакомились еще будучи студентами Щукинского института, причем тогда никто не знал, что она дочка знаменитого Юрия Яковлева и что она училась еще на факультете журналистики МГУ. Многие думали, что у нас роман, но для режиссера дружба выше романа.

Итак, конечно, Житинкин – не удачливый «плейбой московской сцены», как пишут журналисты. Почему-то все уже забыли, так я напомню: первые три года после института закрывали подряд все мои спектакли. Надо было сжать зубы, выдержать. Что я и сделал, пожертвовав многим…

Анатолий Эфрос незадолго до смерти в очень узком кругу близких ему людей признался, что всю жизнь ставил один большой спектакль. И если задуматься всерьез, что имел в виду Мастер, станет понятно, что это прежде всего свой стиль. О себе могу сказать: я имею свою трейд-марк, свой лейбл. И когда говорят, что у меня есть личный почерк, – это очень приятно. Правда, иногда доходит до смешного. Мне показали одну телеграмму из провинциального театра, пришедшую в наш СТД (Союз театральных деятелей):

«Пришлите режиссера типа Житинкина! Оплата по таксе!!!» Что за такса, сколько я стою – тайна за семью печатями. Но мне так хочется ее раскрыть и попробовать провалить спектакль за эту таксу. (Что, конечно, сложно, потому что профессионализм не пропьешь.)

Критики