Приключения режиссера

Что такое Дворжецкий, можно было понять еще и потому, как он опекал молодых. Они с Ниночкой вели несколько студий при Молодежном театре. И сейчас все ребята помнят о Женьке, хотя сам он был очень молодым. Принято говорить, что надо оставаться в своих учениках. Мистическая история: справа от него, на переднем сиденье машины, сидел его ученик, который отделался легкими царапинами. Женьки не стало, а его ученик остался жить…

Гурченко

Шел 1994 год. В одно прекрасное раннее утро, что-то около восьми часов, меня разбудил звонок: «Это Шурик». – «Какой Шурик? Я еще сплю!» – «Твой Шурик». – «Что значит мой Шурик? Перестаньте издеваться!» – «Твой учитель…» Тут я, выпускник Щукинского училища, наконец, узнал звонившего: Ширвиндт! Оказалось, что к своему юбилею он решил сыграть в Театре сатиры пьесу Эдварда Радзинского «Поле битвы после победы принадлежит мародерам» и приглашал меня в качестве режиссера постановки. Главную мужскую роль Ширвиндт должен был играть сам. А вот насчет главной женской роли сомневался: кого взять? Ему нужна была возрастная партнерша, которая могла бы бегать трусцой по сцене: в пьесе это предусмотрено. И на меня словно снизошло свыше: «Может быть, пригласим Гурченко?»

Люся охотно согласилась, и очень скоро состоялась первая репетиция – на «Чердаке сатиры», так в театре называется Малый зал, где всегда, кстати, репетировал Андрей Миронов. На этой репетиции случилось странное происшествие: упало со стены и разбилось зеркало, которое висело там долгие годы. Помню, я подумал: «Какая ужасная примета!» А Люся только усмехнулась: «Зеркало меня вспомнило. А приметы не бойтесь, она сработает наоборот» (и потом действительно мы этот спектакль почти 15 лет при полных залах играли).

Я спросил: «Как это – вспомнило?» И Гурченко рассказала: «После ухода из “Современника” я пришла показываться в Театр сатиры. Перед показом, который проходил в этом зале, гримировалась именно у этого зеркала. Помню, как дрожала от волнения здесь в уголке, с баянчиком. И вот все стали собираться в зале: Ширвиндт, Миронов, ведущие актрисы театра – весь “иконостас” во главе с Плучеком! Интересно же было посмотреть, что им покажет Гурченко, актриса из “Карнавальной ночи”. И я перед ними расстилалась как могла: играла на баяне, плясала, пела, била чечетку… А они сидели спокойно. Просто сидели – и все. И вот в какой-то момент я сама себя оборвала на полуфразе и спрашиваю: “Ну что, я пошла?” В ответ – молчание. Под стук собственных копыт я спустилась со сцены и тут же, ни с кем не прощаясь, уехала. Сказала себе, что дверь этого театра больше не открою… Вот, сегодня нарушила слово: я впервые здесь после того случая». Что ж. Я больше не удивлялся, что, когда она взглянула на это зеркало, оно разбилось. У Люси была очень сильная энергетика.

Разумеется, Гурченко не сразу стала для меня Люсей. Конечно, сначала я называл ее Людмилой Марковной, но актриса сама попросила обращаться к ней по имени. У меня, правда, иногда вырывалось другое имя, которое я сам ей дал и каким любил называть ее про себя, – Люсинда. С одной стороны, уважительно, с другой – передает ее потрясающий характер, силу воли…

С самых первых репетиций меня поразило Люсино отношение к театру, к работе. Ведь уже не 20-летняя девочка, полная молодого задора, – а работоспособность невероятная!

Она, кинозвезда, говорит: «Ты мне больше показывай, Андрюша, потому что в театре я ничего не умею, в кино все другое…» Поначалу на репетициях ее вправду было хуже слышно, и рядом с опытнейшим Александром Ширвиндтом она теряла в красках. Но так как это был бенефис Ширвиндта, то «выстрелить» должен был именно он.

Когда же Людмила Марковна освоилась, то бенефис Ширвиндта стал ее бенефисом.

Повторяю: с первых встреч Гурченко меня потрясла поразительным качеством – она невероятная ученица! Выдохнула: «Андрей, я ничего не понимаю в театре. Ведь опыт работы перед камерой совершенно иной». Постоянно спрашивала: «Как? А почему заворачиваться нельзя? Ага, иначе будет плохо слышно».

Все актеры на репетицию, как правило, опаздывали. Гурченко приходила всегда вовремя и оказывалась первой. Спокойно делала грим и садилась под дверью. Потому что зал закрыт, никого еще нет… Когда я приезжал и это видел, мне становилось очень неудобно. Я подошел к Ширвиндту и попросил его приезжать пораньше на 10 минут. И что вы думаете? Мы все стали являться вовремя – так Людмила Марковна еще раньше начала приезжать!