Приключения режиссера

Я горжусь, что впервые в России поставил последнюю пьесу Леонида Андреева «Собачий вальс». Это сейчас она идет широко. А тогда… В финале – суицид. Кстати, он предугадал собственный финал. «Собачий вальс» Андреев вывез в эмиграцию, в России пьеса не шла, только в Америке и во Франции. И это был мой первый спектакль в театре имени Моссовета. Работая в Ермоловском театре, отдавая дань, я ставил драматургию диссидентов, например «Снег. Недалеко от тюрьмы» Николая Климонтовича. В этом спектакле проститутку-лимитчицу сыграла Лена Яковлева. Именно здесь ее увидел Петр Тодоровский и взял на роль интердевочки. Кстати, в том же гриме с той же стрижкой. Поэтому фильм «Интердевочка» – для меня в некотором смысле документ моего спектакля, память о ермоловском периоде. Потом я вернул на московскую сцену Камю. Его пьеса «Калигула» впервые была поставлена мной, потом уже «Калигулы» пошли по стране как грибы. «Роковые яйца» Булгакова я тоже первым перенес на сцену, сделав из гениальной прозы драматический вариант. Если говорить о забытых литературных шедеврах, то у меня был спектакль «Желтый ангел» о Тэффи и Аверченко, где блистательно сыграли Нина Дробышева и Анатолий Адоскин. Это был неканонический спектакль о том, как в эмиграции люди теряли человеческий облик, как они спивались, стучали друг на друга. Никто об этом никогда не говорил, существовал какой-то розовый сиропчик ностальгии. А ведь было страшное – сексоты, предательства, самоубийства, наркотики. Об этом спектакль – о трагедии эмиграции, и ни в коем случае не о ностальгии по родине…

Потом у меня был спектакль «Ночь трибад – ночь лесбиянок», пьеса Пера Улова Энквиста, впервые мною поставленная. И все рванули, все думали, что там будет роскошество лесбийских сцен. Да, там была одна сцена. Но она была по делу, по существу… А вообще это был мистический и трагический спектакль, почему он недолго и прожил. Очень тяжелый. Спектакль об Августе Стриндберге. Стриндберга играл серьезнейший наш актер-интеллектуал Георгий Тараторкин. И действительно такое было в жизни этого писателя, когда актриса увела жену Стриндберга, да еще с тремя детьми. И я теперь понимаю, почему у него такая кровавая проза. Как мы говорим, «кишки по проводам», потому что у него жизнь была такая. И поскольку русский зритель этого не знал, мне было интересно поставить эту пьесу…

Пьесу «Нижинский, сумасшедший божий клоун» Глена Бламстейна мне подарил переводчик Виталий Вульф. Он привез ее из Вашингтона. Если бы я не решился ее поставить, никто бы ее не увидел в России никогда. Кстати, ЮНЕСКО тот год объявило годом гениального русского танцовщика Вацлава Нижинского. И мне приятно, несмотря на самую разную критику, что спектакль прозвучал в год 110-летия со дня рождения Нижинского. Странно, что в России никто на это не откликнулся. Зато Парижский фонд Вацлава Нижинского при ЮНЕСКО вручил Саше Домогарову, исполнителю главной роли, и мне как режиссеру – серебряные медали Вацлава Нижинского. В России больше ни у кого нет таких наград! К нам приезжала парижская делегация, привозила из музея настоящую трость Дягилева с серебряным набалдашником. И когда Олег Вавилов, исполнитель роли Дягилева, взял трость, оказалось, что Дягилев был невысокого роста…

На Западе очень серьезно относятся к такого рода спектаклям. Но в то же время могила Дягилева так и стоит заброшенной. Иногда миф дороже сути. Момент рекламы, промоушена у них важнее самого явления. Что очень современно. Правда, у русского человека от этого скулы сводит…

Виктюк

Когда-то он мне прямо сказал: «Старик, ты работаешь на моей территории», на что я громко рассмеялся. Он, наверное, считал, что скандал в театральном мире – его прерогатива. Как-то с удивлением прочитал в одном интервью Виктюка, что я его ученик. Тут уж я хохотал, как резаный. При встрече сказал ему: «Роман Григорьевич, не надо ворошить тени. Ведь Евгений Симонов может встать из гроба». Он ответил: «Мальчишка, я имел в виду совсем другое». Я для него, конечно, мальчишка. Но он очень уважительно относился к моему творчеству. Даже на спектакли приходил, только почему-то инкогнито. Вот жопа!..

Когда новая чума ХХI века – вездесущий ковид – утащила и его, все вдруг осознали масштаб его личности и дарования.

И стало очень-очень грустно.

После Таирова он был один такой…

«Венецианский купец»