Пусть говорят, что я сумасшедший, что идиот, но я считаю, что «Венецианский купец» Шекспира на сегодняшний день очень современная история. Никто, как выяснилось, не знает эту пьесу. Шекспир почти весь уже известен, тем более его комедии и трагедии первого эшелона: «Ромео и Джульетта», «Отелло», «Гамлет»… У нас в столице поставлено несколько «Гамлетов»… Но я вновь беру редкую забытую пьесу, которая не шла с дореволюционных времен. И тем не менее пьеса знаменита, ее играли все выдающиеся трагики. Это одна из любимых моих работ в театре имени Моссовета. На центральную роль пригласил звезду – Михаил Козаков играл Шейлока, роль мирового репертуара. Пьеса не шла, потому что большевикам казалась опасной. В сталинские времена она была запрещена, в брежневские – то же самое. Думаю, в нашей государственной политике всегда была доля антисемитизма. Это единственная пьеса у Шекспира, где поставлена проблема антисемитизма. Некоторые даже шутят, что он написал ее «по заказу».
Столкновение христиан и евреев в ней очень болезненно. Вплоть до того, что главный герой (Козаков) требует вырвать сердце христианина (Голобородько, в другом составе – Бортникова), публично требует это в венецианском суде, имея на то основания: был просрочен вексель, а в качестве неустойки было записано именно это обстоятельство. Я, конечно, не боялся ничего. Уже пытались намалевать свастику на табаковской студии, когда мы выпустили «Признания авантюриста Феликса Круля» Томаса Манна. А вот МихМих (Козаков) иногда мне говорил: «Андрей, может зря мы все это затеяли?..»
Искусство не должно вмешиваться в политику, но мы обязаны были дать определенный сигнал, выбросить маячок, сказать: люди, опомнитесь, в мире происходят страшные вещи, нельзя не обращать на них внимания! Когда мы говорим, что евреи идут против русских или наоборот – это неправда. Или когда говорят, что евреи пострадали больше других народов… Все националистические ужасы, которые происходят в нашей стране, имеют длинные корни. Я ставил пьесу «Венецианский купец», чтобы люди поняли – надо раз и навсегда решить этот вопрос в себе самом и не тратить на националистическую шелуху ни жизнь, ни эмоции, ни чувства. В каждой нации есть негодяи, есть плохие, хорошие и тупые. Нельзя быть фанатом, оголтелым проповедником того или иного. Я часто говорю, что мы очень неосторожно живем. Мы не имеем права провоцировать страшные вещи, потому что потом их может подхватить человек не очень умный или, что хуже, – толпа, и будет катастрофа! Этот феномен я пытался исследовать во многих своих спектаклях. Единственный вид млекопитающих – человек – придумал столько способов самоуничтожения. Вот что значит опасность суперинтеллекта! Если мы будем неосторожны, мы можем просто не заметить, как сползем в черную дыру апокалипсиса. И что же тогда – ждать нового взрыва во Вселенной, чтобы появилась новая разумная материя?..
Поэтому мой спектакль, в котором есть и конфликт, и любовь, и интриги, был безумно витален. И у меня в спектакле не было ни правых, ни виноватых, я просто предлагал самому зрителю понять, с кем он. Делал это умышленно, потому что на Бродвее в «Венецианском купце» играл Дастин Хофман, и даже его обвиняли в антисемитизме…
«Бюро счастья»
Спектакль «Бюро счастья» наделал столько шума! Прежде всего своей дороговизной. Такие навороченные декорации! Открою секрет: продюсером нашего первого московского мюзикла был муж Гурченко – Сережа Сенин. Он оказался мужественным человеком. Если учесть, что в проекте участвовали 150 человек: живой оркестр, балет, то сумма под 1 миллион долларов США вполне объяснима (и это в 1998 году)! Но пресловутый дефолт растворил всех друзей Гурченко. Остались немногие. А сам проект, кстати, так себя и не окупил…
По-моему, Гурченко влюбилась в Колю Фоменко. Она цитировала, например, его шутки. Однажды, когда между ними возникли очередные искры, она заорала: «Коля, вы идиот!» На что невозмутимый Фоменко ответил: «Я знаю»…
Кстати, это мечта всей ее жизни – иметь свой мюзикл. Я счастлив, что она осуществилась.
Я видел много мюзиклов на Бродвее и должен сказать, что Гурченко – актриса именно этого жанра, и в своей возрастной категории Людмила Марковна была не то что способна конкурировать с бродвейскими дивами, она вне конкуренции! Она замечательно двигалась и существовала на сцене – у нее врожденная музыкальность.
Она со всеми щедро делилась всем, что умела: Колю Фоменко учила танцевать, Гедиминаса Таранду – петь.
А еще она все время повторяла: «Жалко, что папа не видит меня в этом спектакле. А может, видит?..»
Быстрицкая
Элину Авраамовну я знал очень давно, видел ее в театре, но знакомы мы не были. И я никогда не мог себе представить, что мне придется с ней работать, а тем более дружить. Факт, что никого из коллег она не привечает и ни с кем не сближается, был известным…