Читаем Принц Шарль-Жозеф де Линь. Переписка с русскими корреспондентами полностью

14(25) ноября 1788 года.

П. А. Румянцев принцу де Линю, Цецора, 17(28) ноября 1788 г.[1468]

Любезный принц!

Вот ворох рукописных известий, которые я имею честь переслать Вашей Светлости. Возможно, среди них отыщется что-нибудь, что доставит Вам приятное мгновение.

Я имею просьбу к Вам, любезный принц, ибо Вами одним я интересуюсь: я хотел бы знать с большей определенностью, когда Ваша Светлость рассчитывает покинуть то место, где Вы оставите, как и повсюду, долгое воспоминание о своем пребывании и постоянные сожаления о его краткости. Мне это всего важнее, ибо в последнее время я горячо жажду получить сведения о дне Вашего отъезда, дабы не упустить выгодную возможность попрощаться с Вами и вновь уверить вслух в своих неизменных чувствах преданности и глубочайшего уважения, с которыми я пребуду всегда,

любезный принц,

Вашей Светлости

нижайшим и преданнейшим слугойграф Румянцев-Задунайский.

Лагерь в Цецоре,

17(28) ноября 1788 года.

П. А. Румянцев принцу де Линю, Цецора, 18(29) ноября 1788 г.[1469]

Любезный принц!

Будучи живо тронут последними строками Вашей Светлости, напрасно старался бы я выразить Вам, сколь чувствительна для меня наша разлука. Все сложилось так, чтобы мои сожаления сделались еще более жгучими. В нынешних обстоятельствах я не стал бы считаться даже с интересами собственного сердца, если бы они по-прежнему не согласовывались отменно с общественными интересами. Никто не знает лучше Вас, любезный принц, искренность моих намерений. Ваша Светлость была наилучшим арбитром общего дела — дела сего несчастного края, которое я защищал единственно из побуждений равноправия, справедливости и нашей взаимной выгоды.

Дабы насладиться удовольствием видеть вновь того, кто вверил мне свою драгоценную дружбу, которую я сумел оценить и за которую я плачу нежнейшей преданностью, я бы рискнул отлучиться, невзирая на причины, что запрещают мне пока покидать лагерь в миг, когда всякого рода приготовительные установления еще не завершились.

Но я остерегся тех сердечных излияний и последствий того впечатления, что всегда производит на меня прощание с людьми, о расставании с которыми я со всей искренностью сожалею.

Примите же, любезный принц, пылкие пожелания, которые моя нерушимая дружба посылает Вам вновь: счастливейшего пути, здоровья, процветания, полнейшего успеха во всех начинаниях, желанных наслаждений — таков набросок, одно лишь чувство может его завершить, перо на это не способно.

Первым и главнейшим доказательством Вашего расположения ко мне, на которое я полагаюсь, любезный принц, будет Ваше изъявление Его Императорскому Величеству моего глубочайшего почтения, заверение и повторное уверение Его Императорского Величества, если Он соблаговолит [вспомнить] о своей дружбе ко мне, найдя для того удачные случаи, в том, что если в сию пору, обещавшую быть столь благоприятной для моего стремления выказать свою сильную приверженность Его августейшей особе, я совершил меньше, чем мне хотелось бы, то по крайней мере я утешаюсь тем, что употребил все усилия и все усердие и остатки способностей в совершенно новом для себя свете.

Что до плана моего двора на грядущую кампанию, то я не льщу себя надеждой ведать больше, нежели те дела, в которых мое разумение и мои скудные опыт и дарования, возможно, смогут считаться полезными. Во всяком случае, то, что мне будет ведомо и что может быть важным для сведения Вашей Светлости, я готов Вам сообщить, как я исполнял это в прошлом с подобной же поспешностью.

Рано или поздно истина пробьется сквозь тучи, что временно заслоняют ее, и встревоженный свет, избавившись от предубеждений, ошибок и иллюзий, отдаст наконец должное истинному усердию. Он узрит, какие принес жертвы и какие приложил усилия, дабы одолеть препятствия. Грядущему же надлежит изучать, вникать и судить о том, чего потребовали обстоятельства и каковы причины стольких событий, кои приписывают случаю. Оно не сможет позабыть обнародовать великие достоинства Вашей Светлости: восхищение, которого они удостаиваются, распространяется слишком широко. Я почту себя счастливым, если вместе с моими сожалениями Вы соблаговолите увезти и убеждение, что никто ими не преисполнен более меня и не заслуживает сильнее, чем я, зваться,

любезный принц,

Вашей Светлости

нижайшим и преданнейшим слугойграф Румянцев-Задунайский.

Лагерь в Цецоре,

18(29) ноября 1788 года.

P. S. Позвольте, Ваша Светлость, прибавить к этому наилучшие пожелания господину Вашему сыну принцу де Линю, а также господину кавалеру де Родригесу[1470]: им обоим я желаю счастливейшего пути.

Принц де Линь П. А. Румянцеву, Яссы, 30 ноября [1788 г.][1471]

Господин маршал,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Том 4. Материалы к биографиям. Восприятие и оценка жизни и трудов
Том 4. Материалы к биографиям. Восприятие и оценка жизни и трудов

Перед читателем полное собрание сочинений братьев-славянофилов Ивана и Петра Киреевских. Философское, историко-публицистическое, литературно-критическое и художественное наследие двух выдающихся деятелей русской культуры первой половины XIX века. И. В. Киреевский положил начало самобытной отечественной философии, основанной на живой православной вере и опыте восточно-христианской аскетики. П. В. Киреевский прославился как фольклорист и собиратель русских народных песен.Адресуется специалистам в области отечественной духовной культуры и самому широкому кругу читателей, интересующихся историей России.

Александр Сергеевич Пушкин , Алексей Степанович Хомяков , Василий Андреевич Жуковский , Владимир Иванович Даль , Дмитрий Иванович Писарев

Эпистолярная проза
Письма к провинциалу
Письма к провинциалу

«Письма к провинциалу» (1656–1657 гг.), одно из ярчайших произведений французской словесности, ровно столетие были практически недоступны русскоязычному читателю.Энциклопедия культуры XVII века, важный фрагмент полемики между иезуитами и янсенистами по поводу истолкования христианской морали, блестящее выражение теологической проблематики средствами светской литературы — таковы немногие из определений книги, поставившей Блеза Паскаля в один ряд с такими полемистами, как Монтень и Вольтер.Дополненное классическими примечаниями Николя и современными комментариями, издание становится важнейшим источником для понимания европейского историко — философского процесса последних трех веков.

Блез Паскаль

Философия / Проза / Классическая проза / Эпистолярная проза / Христианство / Образование и наука
Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.
Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.

П. А. Флоренского часто называют «русский Леонардо да Винчи». Трудно перечислить все отрасли деятельности, в развитие которых он внес свой вклад. Это математика, физика, философия, богословие, биология, геология, иконография, электроника, эстетика, археология, этнография, филология, агиография, музейное дело, не считая поэзии и прозы. Более того, Флоренский сделал многое, чтобы на основе постижения этих наук выработать всеобщее мировоззрение. В этой области он сделал такие открытия и получил такие результаты, важность которых была оценена только недавно (например, в кибернетике, семиотике, физике античастиц). Он сам писал, что его труды будут востребованы не ранее, чем через 50 лет.Письма-послания — один из древнейших жанров литературы. Из писем, найденных при раскопках древних государств, мы узнаем об ушедших цивилизациях и ее людях, послания апостолов составляют часть Священного писания. Письма к семье из лагерей 1933–1937 гг. можно рассматривать как последний этап творчества священника Павла Флоренского. В них он передает накопленное знание своим детям, а через них — всем людям, и главное направление их мысли — род, семья как носитель вечности, как главная единица человеческого общества. В этих посланиях средоточием всех переживаний становится семья, а точнее, триединство личности, семьи и рода. Личности оформленной, неповторимой, но в то же время тысячами нитей связанной со своим родом, а через него — с Вечностью, ибо «прошлое не прошло». В семье род обретает равновесие оформленных личностей, неслиянных и нераздельных, в семье происходит передача опыта рода от родителей к детям, дабы те «не выпали из пазов времени». Письма 1933–1937 гг. образуют цельное произведение, которое можно назвать генодицея — оправдание рода, семьи. Противостоять хаосу можно лишь утверждением личности, вбирающей в себя опыт своего рода, внимающей ему, и в этом важнейшее звено — получение опыта от родителей детьми.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Павел Александрович Флоренский

Эпистолярная проза