Призрачный всадник

Скандар не очень понимал, зачем он так сказал, но ему сразу же стало так стыдно, что, когда Агата взмахом руки приказала ему подняться в её дом на дереве, он подчинился.

К его огромному удивлению, Агату поселили в том самом доме, в котором в прошлом году жил Джоби. Но внутри всё кардинально изменилось, от прежних мягких ковров, ярких подушек и кресел-мешков не осталось и следа.

– Сядь, – ворчливо приказала Агата.

Скандар посмотрел по сторонам. В печально известном доме было пусто, не считая двух кованых стульев у горящего камина, коврика из овечьей шерсти и, как ни странно, железной лошадки… нет – единорога-качалки у единственного окна. Не отрывая глаз от острого рога игрушки, Скандар опустился на стул, благо, что сверху на него был наброшен белый пушистый плед.

– Чай. – Не спрашивая, хочет он или нет, Агата всучила ему кружку с горячим напитком.

Повисла неловкая пауза. Скандар сделал маленький глоток.

– Что это? – спросил он, на секунду позабыв о своих горестях. – Очень даже… вкусно.

Он никогда не любил чай, они с Кенной придерживались твёрдого убеждения, что взрослые в присутствии детей только притворяются, что пьют эту мерзкую коричневую жижу, а на самом деле выливают её, когда те не видят. Но этот чай был просто превосходен!

– Он из огненной зоны, – пояснила Агата. – Чувствуешь привкус дымка: немного напоминает огненную магию, не находишь? Это единственный чай, который я могу пить.

Она заправила за ухо седеющую прядь, напомнив Скандару Кенну, и у него защемило сердце. Он до сих пор не смирился с мыслью, что её не было на турнире. Он даже перестал проверять свою капсулу в почтовом дереве. Конечно, он любит папу, но с него хватает разочарований и без писем, написанных не Кенной и без «желейных младенцев». Учитывая, что Негодяй находится под стражей, а весь Остров может кануть в небытие, после чего его квартет распадётся, это стало бы последней каплей.

– Как ты? – напряжённым тоном спросила Агата.

– А вы как думаете? – огрызнулся Скандар. И вздохнул. – Простите, ладно? Просто я… Я даже не могу прикоснуться к Негодяю. Это…

– Я понимаю, – кивнула Агата и отпила из своей кружки.

– Как вы это делаете? – прошептал Скандар. – Как вы справляетесь с тем, что Лебединая Песнь Арктики так далеко?

– По правде говоря, когда стражи схватили меня на Рыбацком пляже, после того как я привезла тебя сюда в позапрошлом году, и его снова у меня забрали, я была готова умереть. Я почти смирилась с этим – как вдруг ко мне в тюрьму явился тощий и растрёпанный мелкий духовный маг. – Она ему подмигнула. – Твои глаза так ярко горели жаждой узнать, кто ты такой, и поступить правильно: сражаться с тьмой. И я подумала… я подумала, что, возможно, для духовных магов ещё не всё потеряно. Ты был готов на всё – лишь бы спасти Британию. Даже на откровенные глупости. – Она вскинула тонкую бровь. – И тебя не волновало, чем это может тебе грозить. Твоя решимость… она напомнила мне мою сестру.

Скандар был потрясен: Агата ещё никогда не говорила с ним в таком доброжелательном тоне.

– Мою маму?

– Твою маму. Мою сестру. Командующую Эверхарт. Ткача. У неё много имён, но когда-то для меня она была просто Эрикой. Талантливой и красивой старшей сестрой. Не знаю, какой она была, когда вы встретились, Скандар, но…

– Не особо дружелюбной, – нахмурился Скандар, прогоняя всколыхнувшиеся воспоминания.

– Она не всегда была такой, – печально вздохнула Агата. – И во многом такой она стала из-за меня.

Скандар притих, боясь сказать хоть слово. Он будто вернулся в их квартиру в Британии и слушал рассказы папы о Розмари Смит, жадно ловя каждую крупицу информации о маме, которой не знал. Скандар думал, что когда он узнал, что Ткач – это она, желание узнать о ней как можно больше покинуло его. Но хотя он и стыдился этого, оно лишь усилилось. Он не знал, почему Агата именно сегодня решила наконец поговорить с ним о маме. Возможно, она надеялась отвлечь его от тоски Негодяя, передающейся ему по связи? Если так, то это работает.

– Мы с Эрикой были очень дружны в детстве. Как у вас с Кенной, она была старше меня всего на год, но всегда меня защищала. Эту ответственность за меня она чувствовала с раннего детства. Родители рассказывали, как в ночь после моего рождения, когда примерно часа в три я наконец перестала плакать и заснула, они вдруг обнаружили, что Эрики нигде нет. Они всё обыскали – и нашли её сидящей у моей колыбели с широко открытыми глазами и острой палкой в руке. Она сама была ещё совсем малышкой, даже говорить не умела, но в ней уже проснулись инстинкты защитницы.