Узнав о необыкновенных почестях, оказанных ее заместительнице, Ла Карлотта почувствовала себя мгновенно излеченной от приступа бронхита и повела борьбу с администрацией. Она больше не проявляла ни малейшего желания делиться своим положением в Опере. С тех пор она изо всех сил старалась «задушить» соперницу, заставляя влиятельных друзей обращаться к директорам, чтобы они больше не давали Кристине возможностей для нового триумфа. Некоторые газеты, которые начали было воспевать талант Кристины, теперь заботились исключительно только о славе Карлотты. Наконец, в театре знаменитая дива позволяла себе самые оскорбительные высказывания в адрес Кристины и пыталась причинить ей тысячу мелких неудобств.
Карлотта не имела ни сердца, ни души. Это был всего лишь инструмент! Безусловно, замечательный инструмент. Ее репертуар включал в себя все, что могло удовлетворить амбиции любой певицы: лучшие произведения немецких, итальянских и французских композиторов. Никто никогда не слышал, чтобы Карлотта сфальшивила или ей не хватило силы голоса для сложных партий. В общем, инструмент ее был мощным, безупречным и большого диапазона. Но никогда Карлотта не удостоилась бы тех слов, что Россини сказал Мари-Габриэль Ла Краусс[29]
после того, как она спела для него на немецком языке «Темные леса»: «Вы поете душой, дитя мое, и ваша душа прекрасна!»Где была ваша душа, о Карлотта, когда вы танцевали в пользующейся дурной репутацией таверне Барселоны? Где она была, когда позже, в Париже, вы пели в дешевых мюзик-холлах циничные, непристойные куплетики? Где была ваша душа, когда перед мастерами, собравшимися в доме у одного из ваших любовников, вы воспроизводили своим послушным, совершенным инструментом с одинаковым безразличием и мелодии возвышенной любви, и песенки про самые низкие оргии? О Карлотта, если бы у вас когда-нибудь была душа, даже потерянная, вы бы нашли ее, становясь Джульеттой, Эльвирой, Офелией или Маргаритой! Ведь другие опускались и ниже вас, но искусство – при наличии души – очищало их!
По правде говоря, когда я думаю обо всех пакостях и подлостях, которым в то время подверглась Кристина Даэ со стороны Карлотты, я не могу сдержать гнева. И меня не удивляет, что мое негодование заставляет задуматься об искусстве в целом и, в частности, о пении. Так что поклонники Карлотты, безусловно, не найдут во мне отклика.
Ла Карлотта закончила размышлять над угрозой в странном письме, которое только что получила, и встала.
– Посмотрим, – прошептала она… И произнесла несколько клятв по-испански с решительным видом.
Первое, что она увидела, выглянув в окно, оказался катафалк. Это вкупе с письмом убедило ее, что вечером она действительно подвергнется серьезной опасности. Она собрала у себя своих сторонников и друзей, рассказала им, что на вечернем представлении ей угрожает заговор, организованный Кристиной Даэ, и заявила, что нужно разрушить эти планы, заполнив зал поклонниками ее, Карлотты. А поклонников у нее много. Она рассчитывала на то, что они будут готовы к любым непредвиденным обстоятельствам и заставят замолчать ее противников, если те попытаются сорвать спектакль.
Секретарь Ришара, явившийся узнать о здоровье дивы, вернулся от нее с уверенностью, что с ней все в порядке и что она готова петь партию Маргариты, «даже будучи при смерти». Поскольку секретарь по поручению своего шефа настоятельно рекомендовал примадонне не совершать никаких неосторожных действий, не выходить из дома и беречься от сквозняков, Карлотта не смогла удержаться от того, чтобы после его ухода не сопоставить эти странные и неожиданные рекомендации с угрозой, изложенной в письме.
В пять часов вечера она получила еще одно анонимное письмо, написанное тем же почерком, что и первое. Оно было кратким. Там просто говорилось:
Карлотта хихикнула, пожала великолепными плечами и спела два или три музыкальных пассажа, чтобы успокоиться.
Ее друзья были верны своему обещанию. Все они явились в тот вечер в Оперу, но тщетно искали вокруг себя тех свирепых заговорщиков, с которыми им было поручено бороться. Если не считать нескольких светских людей и честных буржуа, чьи безмятежные лица не отражали ничего иного, кроме намерения послушать хорошую музыку, там оказались только постоянные посетители, элегантный вид и безупречные манеры которых не давали никакого повода подозревать их в желании устроить скандал. Единственное, что казалось необычным, – это присутствие господ Ришара и Моншармина в ложе № 5. Друзья Карлотты подумали, что, возможно, директора прослышали о планируемых беспорядках и пожелали лично быть в зале, чтобы воспрепятствовать этому. Но, как вы знаете, это было необоснованное предположение: Ришар и Моншармин думали только о своем Призраке.