Сквозняк, который Мара совершенно не ощущала, подтолкнул дверь, и та медленно подалась вперед. Мара решительно пихнула створку к стене, придавив скамеечкой для верности, а затем вернулась в коридор. Убедилась, что остальные двери надежно закрыты, и поднялась по чердачной лестнице. Заменяющий замок обрывок ткани она завязала так крепко, что было не развязать, не порвав, поэтому Мара спокойно вернулась в спальню.
Вслед за сумерками опустилась ночь, и изображение на веб-камере стало не таким размытым; во всяком случае, уже можно было разобрать, где заканчивается один предмет и начинается другой.
Вытащив из коробки будильник, она посмотрела на циферблат: почти шесть. Последние два дня кто-то начинал ходить по чердаку только после одиннадцати. Прошлой ночью она практически не спала, возможно, стоило наверстать хотя бы пару часов, пока это возможно. А поужинать она сможет и позже.
Установив будильник на десять тридцать, Мара забралась в спальный мешок и закрыла глаза. Засыпая, уже на грани между сном и реальностью, она будто бы услышала тихий неторопливый скрип: дверь в хозяйскую спальню закрылась.
Глава двадцать третья
Слабое утешение
Рыжеволосая женщина, пухленькая и добродушная, нежно укачивала ребенка на руках. Мара легко могла представить ее на кухне, весь вечер готовящую вкусности для семьи, в кругу друзей на чайных посиделках, восторженным шепотом пересказывающую последние сплетни.
Кресло-качалка неспешно поскрипывало, послушное ее движениям. Женщина вполголоса напевала ребенку колыбельную. Мелодию Мара не узнала, а слова напоминали иностранный язык. Волосы женщины были такого насыщенного оттенка, что она вполне могла быть из Ирландии или из скандинавских стран.
Но ярким цветом выделялась не только прическа. Все платье спереди было залито кровью. Руки тоже были перемазаны до локтей, как были бы они вымазаны в муке, во время той готовки, что представляла Мара. Капли крови были размазаны по лицу и стекали с подбородка.
Обернувшись, Мара увидела мужа женщины, лежащего лицом вниз у камина. Синий ковер под ним уже почти превратился в пурпурный от пропитавшей его крови. Меж лопаток вонзился большой топор.
– Тише, малыш, тише. Теперь все хорошо, – успокаивающе повторяла женщина, укачивая сына на руках. Головка ребенка запрокинулась, открыв Маре его лицо с остекленевшим, неживым взглядом. Мать тут же прижала его к себе, гладя по волосам. – Тише, маленький. – Закрыв глаза, женщина откинулась на спинку кресла, отталкиваясь ногами, и оно заскрипело в такт.
Вздрогнув, Мара проснулась, часто-часто дыша. Ее била дрожь. Судорожно сжав лежащий рядом второй спальный мешок, она понадеялась, что Нил неожиданно окажется там, и чуть не застонала от разочарования.
Закрыв лицо руками, она постаралась дышать ровнее. С первого этажа донеслось поскрипывание, больше похожее на эхо от сна. Сердце Мары ёкнуло.
Осторожно, как можно тише Мара выскользнула из спального мешка и включила фонарик. Часы показывали десять с минутами, в окно светила луна, пробиваясь сквозь деревья, оставляя на полу странные узоры. Подойдя к ноутбуку, Мара пошевелила мышкой, выводя его из спящего режима. Экран добросовестно показал пустой чердак. Режим ночного видения включился, но не сильно улучшил ситуацию: теперь можно было различить стены и один большой шкаф, но все остальное сливалось в неясные тени. Мара немного подождала, но ничего не шелохнулось. Скрип снизу повторился.
Мара вышла из комнаты. Посветив фонариком на чердачный люк, она с облегчением разглядела на месте замка белую тряпочку, нетронутую.
Звук был едва различим, он казался частью дома, будто здание дышало вокруг нее. По сравнению с уже знакомым скрипом качающегося кресла, тембр был другой.
Мара прокралась вниз по ступенькам, дрожащими руками водя фонариком из стороны в сторону, но все было спокойно. Дойдя до холла, она остановилась, прислушиваясь и гадая, в какую сторону повернуть. На мгновение дом замер в тишине, а затем звук повторился прямо за ней. Очень близко. Обернувшись к столовой, Мара не спеша, стараясь ступать как можно бесшумнее, вошла внутрь. Свет отразился в отполированной поверхности стола и замер, уперевшись в ящик для инструментов, который Нил привез на всякий случай и оставил у стены.