Призраки Джейн Лоуренс

Она оглядывает Августина — Августина настоящего. Потом начинает проникать в его тело, исследуя слой за слоем. Первая косточка заложена, когда Августин прошлый еще жив, когда он бродит, потерянный, и не слышит голоса Джейн. На ее зов, крики из холла отвечает именно новая сущность, потому что он ей нужен. Эта новая сущность спрашивает ее: «Где я?» — и оживляется, получив ответ: «Ты в подвале». В то самое время Августин-человек отходит, он не в силах пошевелиться, он лежит у нее на руках и ждет смерти. Другой же Августин создается по частичкам. Джейн не понимает, что это игра, — он спрашивает, а она отвечает. Он добр. Он нежен. Лучшего хирурга не видел мир. Он не верит в магию, потому что только в этом случае всего произошедшего можно избежать.

Ей не нужно его создавать, ведь она уже сделала его. У нее живой есть знание за пределами мысли, знание вместо желаний. И вот этот новый Августин подходит к ней, пересекает границу круга, потому что призраков не существует, и он не призрак, точнее не совсем.

Он сущность, созданная магией. Она может сделать так, чтобы его не стало. Ей не нужно, чтобы он существовал, если она мертва. Но она смотрит на него, любуется творением. Материал она черпает не только из мыслей, но и получает от дома, сам Августин берет их из собственных воспоминаний о прошлом и заполняет каждую трещинку, каждую щель. В нем еще живет одержимость магией, он обращается к ней, потому творит себя вместе с ней.

Она вышла замуж и полностью изменила мужчину, сделала его таким, каким мечтала видеть. Тонкий, оригинальный узор; он стал лучшей версией себя. Впрочем, возможно, не лучшей, но более ей подходящей.

Он мог бы одобрить ее работу. Предпочел быть стать самоуверенным, гордым и беспечным — Августином, которому нечего скрывать, который не стоит на зыбкой почве, увязая в чувстве вины и беспрестанных мыслях.

Ее создание не безупречно, она не знает, каким он будет, но слабость можно преодолеть.

Или это его творение?

Неважно чье, оно удивительное и ужасное. Однако он человек, и уничтожить его — значит убить. Он немного отличается от настоящего человека — в некоторых деталях, — но он живой. Уничтожить его невозможно, это ужасно. Она не сможет этого сделать.

Но она может довести его до совершенства, отшлифовать его — зажечь в нем настоящую жизнь.

И надеяться, что он никогда не узнает, что она натворила.

В тот день, когда гости уходят, а Джейн спускается в подвал, она находит там себя. Она умоляет Элоди, ничего не зная, не понимая, не имея возможности объяснить, что происходит.

Джейн нападает на самое себя, истязает себя, ломает, понимая, к чему это приведет, как сильны будут боль, гнев и ненависть. Но это необходимо.

Она бросает семя, пытается ускорить созревание плода в яйце, поместить в иной временной период, придать иной смысл, поменять последовательность упорядоченных действий. Берет часть у Августина, умершего у нее на руках, и передает растущей опухоли. Поэтому у нее его волосы, зубы, глаза. А потом наблюдает с одержимостью, как она впитывает знания, по мере того как Джейн делает шаги к их получению. Когда Августин извлечет опухоль из ее тела и сожжет в ритуальном подношении, она изгонит его призраков, заменит оставшееся после него ничто, оно станет недостающей частью его самого. Найдет все ответы.

Белое сияние жизни, которое не могло стать бытием Джейн, сожмется до точки, похороненной в его сердце, потому что все их действия ведут именно сюда.

Он — ее великолепное творение.

И вот Джейн Шорингфилд Лоуренс закрывает глаза и впервые за много недель принимает данное жизнью.

И умирает.

Глава сорок третья

Вздох.

— Джейн?

Джейн. Джейн. Джейн в теле, которое имело вес, ощущало боль, дышало. Оно уже не лежало на холодном камне. Она задыхалась, воздух устремлялся в легкие обжигающе ледяным потоком, а потом она падала без сил, падала в объятия Августина. Картина мира стала блеклой, расплывчатой, отчетливо Джейн видела лишь темные фигуры с серповидными уборами на головах. На них белые одежды, забрызганные кровью, они отступали, расширяя круг, и начинали распадаться. Казалось, будто они сделаны из камня, который крошился. Куски его падали на пол, камень ударялся о камень. Сначала мелкие, как галька, за ними побольше.

Развалились и серповидные головы — реальность вышвырнула их.

Чувство вины, а потом пустота, ничего. Она слышала громкий плач Августина, чувствовала спиной прикосновение его рук.

— Августин, — прошептала она, пошевелиться не позволила слабость.

— Держись, — произнес он и побежал.

Мир стал расширяться, и она поняла, что находится в крипте, ей очень холодно. В воздухе витал запах крови и опаленных волос. Вцепившись в Августина, Джейн приподнялась и заглянула ему через плечо, желая увидеть стол, на котором умерла, но увидела стол, на котором не умерла. Ее взгляд упал на чашу с темной массой из ее живота, и охватившее ее пламя затухло. Обручальное кольцо тлело рядом, как еще одна вещь, появившаяся не на своем месте и принесенная в жертву ради их свободы.