Неделя подходила к концу, а в поведении михрялки ничего не поменялось: все так же, часами сидела она в углу, глядя в одну точку. Ни с кем не разговаривала и не реагировала даже тогда, когда мама звала всех к столу. Раньше-то она прибегала обедать самая первая. А сейчас и аппетит у нее пропал. В общем, Дусю было не узнать. Наконец, наступила пятница. Папа отпросился на работе, пришел пораньше. Лизавета уже вернулась из школы. Быстро собрались и отправились в Верх Тормашкино.
Даже в машине, обожавшая кататься Дуся, вела себя так, будто это и не Дуся вовсе. Она и в окно-то ни разу не выглянула. Сидела, уставившись взглядом в спинку переднего сиденья, и молчала. Лизавета больше не могла видеть всего этого безобразия, происходившего с подругой. Она сидела и тихонечко, чтобы не слышал папа – ему же машину везти – плакала. У нее уже и куртка от накапавших слез была вся мокрая. Вот такое невеселое путешествие получилось. Приехали уже затемно. Предупрежденные заранее, Бабушка, Вовчик с Левчиком и бабушка Ильинична не вышли встречать приехавших. Вышел только Дедушка. Когда машина остановилась, он открыл дверцу, взял Дусю на руки, прижал к себе, как самую драгоценную драгоценность, и отнес в Лизаветину комнату. А там ее уже ждала бабушка Ильинична.
До выхода на пенсию, она всю жизнь проработала ветеринаром. В Москве ветеринаров было много. Наверное, побольше, чем во всех деревнях вместе взятых. Но проблема была в том, что все эти ветеринары даже и не слышали о таком животном, как михрялка. А раз не слышали, как они его лечить будут? Неизвестное животное от неизвестной болезни? А бабушка Ильинична слышала и даже видела, и даже дружила с этим животным. И для нее оно, это животное, было очень даже известное.
Дедушка Дусю принес, посадил на Лизаветину кровать и молча вышел из комнаты. Дуся сидела так, будто происходящее ее совсем не касалось. Бабушка Ильинична взяла стетоскоп. Стала «слушать» и осматривать михрялку. Все было нормально. Легкие чистые, живот мягкий, шерсть густая, нос влажный и холодный. Теперь нужно было поговорить с пациентом. В ее практике это был первый пациент, с которым можно было поговорить. Все остальные животные не очень-то разговорчивые. Их сколько ни спрашивай, они ничего тебе не скажут: где болит, что болит. А Дуся скажет. Должна сказать. Вот бабушка Ильинична и спросила:
– У тебя что-нибудь болит? – А Дуся только головой помотала. Отрицательно помотала. Так помотала, что стало понятно, что ничего у нее не болит. – А что тебя беспокоит или волнует? Я же вижу, что ты чем-то озабочена, тебя что-то мучает. Ты скажи не
стесняйся. Если хочешь, я сохраню это в тайне. Я же доктор. Хоть и не человеческий, а
врачебную тайну хранить умею.
И тут Дуся неожиданно спросила:
– Вот, ты, звериный доктор. А ты знаешь, сколько живут михрялки? – Вопрос был неожиданный, но бабушка Ильинична постаралась ответить на него честно.
– Ну, давай разбираться. Животное ты не крупное. Животные такого размера живут лет пятнадцать – двадцать. Здоровье у тебя крепкое и ты обладаешь высоким интеллектом, а это значит, что ты можешь прожить и пятьдесят, и семьдесят, и сто лет. А может быть, и больше. Ведь про вас, михрялок ничего доподлинно не известно. А тебе, пока всего-то, пять лет. Так что об этом тебе задумываться еще рановато. Живи и радуйся. А то, вон на твоей подруге, лица нет – за тебя переживает. Да все за тебя переживают. Что это ты, из Дуси, бог знает в кого, превратилась.
Пока бабушка Ильинична все это говорила, Дуся заметно изменилась. В глазах появился блеск. Не было там уже той неизбывной тоски. Не было тусклого, погасшего взгляда. Но это была все еще не та, привычная всем Дуся.
– Знаешь, я не буду больше тебя донимать вопросами. Если захочешь, расскажешь мне, но завтра. А сейчас, выпей вот это и ложись спать. Утро вечера мудренее. – С этими словами, бабушка Ильинична протянула михрялке таблетку и чашку с водой. – Ложись. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи! – ответила Дуся, устраиваясь на своей кроватке.
Бабушка Ильинична вышла из комнаты и тихонько закрыла за собой дверь. Она дала Дусе успокоительную таблетку, которая очень быстро подействовала. И через минуту михрялка уже крепко спала. А на кухне все с нетерпением ждали, что же скажет
звериный доктор.
– У Дуси сильнейший стресс. – Сказала бабушка Ильинична. – Скажи, Лизавета, в
последнее время с ней ничего не происходило? Может она увидела что-то страшное или побывала в каком-то ужасном месте? Меня она спрашивала, сколько живут михрялки. Может, это как-то связано с жизнью или здоровьем?
– Не знаю, – ответила Лизавета, – мы, в последнее время, с ней, кроме зоологического музея, нигде больше не были. А она как раз, после музея такой стала. Только я не знаю, но там ничего страшного не было.
– «Не знаю», «не знаю», – проворчала бабушка Ильинична, – Это была очень плохая идея вести ее именно в зоологический музей. Ну-ка, скажи мне: в этом музее, какие экспонаты? Что вы там видели?