Про Лизавету и михрялку Дусю

– Ты, Лизавета, не обижайся, но я сегодня здесь останусь. Ты домой иди, а завтра меня заберешь. Я БабЛюду не долечила. Она в постель ляжет, я ее еще полечу.

Лизавета так привыкла слушаться Дусю, что даже и не подумала обижаться. Раз надо, значит надо. Ее, только, очень смутило, как она назвала Людмилу Ивановну. Ну, что это за Народная артистка БабЛюда?

– Дусь, ну как ты называешь Людмилу Ивановну? Какая она тебе БабЛюда?

– А мне нравится. – Рассмеялась артистка. – И ты меня можешь так звать. Мы же подружки. А то, что это за подружки, если по имени отчеству друг с другом?

Не переставала Лизавета удивляться и восхищаться михрялкой. Как она чувствует и понимает, что можно делать и говорить и что нельзя? Вот Лизавета никогда бы не решилась так назвать Людмилу Ивановну. Если честно, то она немножко робела перед таким старым и заслуженным человеком. И Дуся это почувствовала и через мгновение уже сидела у девочки на плече и шептала ей на ухо:

– Ты не смущайся. Она хорошая. Она нас полюбила. Она только рада будет. БабЛюда – красиво звучит! Это я придумала! Дуся очень умная!

После этих слов маленькой похвальбушки, Лизаветины робость и смущение пропали окончательно. Договорились, что она зайдет к БабЛюде завтра, после школы. В прихожей, когда девочка уже оделась, Людмила Ивановна обняла ее на прощанье и тихонько сказала:

– Храни тебя Бог!

Оставшись вдвоем, Дуся и БабЛюда отправились опять пить чай. Вот уж, когда обе

отвели душу: и одна и другая любили чай, а правильней, не сам чай, а процесс чаепития, и одна и другая любили всякие вкусности и сладости. А уж как и одна и другая любили поболтать! Засиделись они за столом допоздна. Несколько раз ставили самовар и

говорили-говорили-говорили… БабЛюда рассказывала о своей жизни, а Дуся о своей. А потом, отправились в спальню. Когда старушка легла в постель, Дуся устроилась у нее на подушке, обхватила лапками седую голову и замерла. БабЛюда, до этого мучившаяся бессонницей, и не заметила, как уснула. Михрялка еще долго лежала не двигаясь и не отпуская голову старушки. Наконец, осторожно, чтобы не разбудить свою пациентку, перебралась к ней в ноги. Свернулась поверх одеяла в клубочек, и довольная собой, крепко уснула.

Утром, проснувшись, Людмила Ивановна не поверила сама себе. Она уже давно привыкла, что по утрам у нее все болело. И ноги, и руки, и все тело. Тяжело было встать с постели, тяжело было сделать первые шаги. Потом, боль уходила куда-то вглубь, была не такой острой. Но, ни на минуту не исчезала совсем. А сегодня, она ничего не чувствовала. Вернее сказать, чувствовала, что ничего у нее не болит. Вообще, ничего! Она попробовала встать с кровати. И удивилась, как легко это у нее получилось. Еще больше удивилась, когда сделала первые шаги.

– Что это со мной? Может, я уже умерла и теперь не чувствую своего тела? Или я еще сплю? – она попробовала себя ущипнуть за руку и "ойкнула" от боли. – Значит жива и не сплю!

И тут ее взгляд упал на лежащую поверх одеяла Дусю. Та, накануне, потратила так много сил, чтобы исцелить Людмилу Ивановну, что все еще никак не могла проснуться.

– Так вот ты какая, михрялка Дуся! Я ведь, старый человек. И понимаю, что так не бывает. Так не может быть! Чудес не бывает! Но, вот оно, чудо! Я хожу, двигаюсь как будто, мне не девяносто четыре, а тридцать лет! Мне летать хочется! – Давно живя одна, Людмила Ивановна привыкла дома разговаривать сама с собой вслух. И сейчас она, по привычке, и не в силах справиться с охватившим ее восторгом, говорила довольно громко. И невольно, разбудила Дусю. Та, сначала, зевнула, потом, сладко потянулась, а потом, открыла глаза. Увидела улыбающуюся Людмилу Ивановну и сразу поняла, что потратила так много сил не напрасно.

– Ну, что БабЛюд, как ты себя чувствуешь? Болит у тебя что-нибудь? Только честно! Я должна знать правду.

– Ничего не болит! Вообще, ничего! Мне, как-будто, опять двадцать или тридцать лет! Того гляди, улечу! – Людмила Ивановна и до этого, выглядела значительно моложе своих лет, а теперь, раскрасневшаяся, веселая была точь – в – точь, как на тех фотографиях в прихожей. – Этак, меня в театре и не узнают. Скажут, что я теперь на роли старушек не гожусь. Как же, Дусечка я тебе благодарна! Ты даже не представляешь! – Она еще долго благодарила михрялку, пока та, не прервала ее неожиданным вопросом:

– БабЛюд, а может мы чего-нибудь поедим? Я что-то сильно голодная. Прям щас в обморок от голода упаду.

– Конечно-конечно, – заторопилась Людмила Ивановна – пойдем скорее… .