— Вот и книжки пиши тогда! Писатель, блин…
То сволочь, то писатель. Не могу же я папу назвать писателем, он конструктор.
— Вот ты бы лучше маму так контролировал, когда она дом ломала.
— Ты знаешь что! Надоел!
— Не трепи мне нервы.
— Ты чего опять весь стол стаканами заставил! Опять на компьютер опрокинешь.
— Воду на ноутбук опрокинул ты!
— С тобой говорить, как в дерьмо нырнуть.
Бескомпромиссный тон беседы начинает доставать. Беру очередной стакан с чаем и ухожу.
Папа садится за свой ноутбук. Через минуту начинает хихикать, кино смотрит. «Тихий Дон» — прекрасная комедия, видимо.
Есть люди, которым все как с гуся вода и без разборок как без пряников. Писатели не такие. А вот конструкторы — это просто жесть.
Самая большая трудность в том, что в моем мозгу кэш не слишком вместительный. Слишком много информации, которую надо обработать, найти решение и уже, не дай бог, не забыть. Надо думать за себя, за бюрократию, за папу. Кучи мелочей плюс ежедневные задачи.
Дело в том, что у папы вчера был день рождения. А я не поздравил, просто не щелкнул будильник в голове, там у меня двадцать заводов стоит.
Как назло, интернет сейчас работает через раз, до отца и сестра не дозвонилась. И мне никто не напомнил.
Так папин день и прошел. Тихий такой день. Отец вчера ходил непривычно светлый, видимо ждал, что я его поздравлю. Он даже плов сварил. А я, затормошенный всеми делами последних недель, просто не среагировал.
Поздравил сегодня. Ну, это уже «спасибо за вчерашние котлеты», конечно.
Многие промахи можно простить, но вот этот никак. Хотя… на то и родители. Кому, как не им.
Папе семьдесят девять. Дернем с ним сегодня коньяку по двадцать грамм. Живи сто двадцать лет, дорогой…
Я сделал непростительную ошибку. Скажем так: отпилил себе руку, чтобы показать, что я ничего не боюсь. Показал. Но без руки как-то неловко, да и саднит слегка.
В данном случае у меня саднит мозг. Потому что сегодня я решил побаловать отца и купил ему его любимых вареников с картошкой, к которым была преступно и разорительно примешана обожаемая папой печенка.
А они, округлые белые падлы, аж на пятнадцать рублей дороже просто картофельных.
Но и этого мало. Замотанный разнообразной деятельностью, я забыл оторвать этикетку. И был пойман с поличным.
Папа так на меня кричал, что я теперь буду вздрагивать при словах «вареники» и «гребаные». Сочетание этих слов будет вызывать у меня нервный срыв.
Я мрачно отбрехивался, как отпетый уголовник на допросе, но следователь был опытен и неумолим. Папа заявил, что, раз так, он не желает жить со мной под одной крышей и чтоб я убирался на все четыре стороны из его дома.
И тогда я применил запрещенный прием.
Самое страшное для отца — это когда ему стыдно.
— Папа, ты опять ляпнул то, за что тебя будет мучить совесть.
Отец испугался, как ребенок, которого бросили в темной комнате. Он резко замолчал и стал почесываться, его совесть быстро анализировала весь поток непечатного красноречия, пытаясь найти виноватого.
— Мне уже было один раз стыдно… — растерянно сказал папа.
— А ведь я твой единственный сын, — продолжал изгаляться я.
Папа был раздавлен. И тут бы мне остановиться, но, как зашуганный мальчик, которому наконец удалось крепко дать по сопатке задиравшему его хулигану, я переборщил.
— Я думаю, тебе будет очень стыдно. Очень.
— Говорю же, уже один раз…
Но тут папа внезапно переменился в лице, перестав почесываться.
— Мне было стыдно!
На лице отца засияла торжествующая улыбка человека, одержавшего победу над собой.
— Было. И ничего не случилось!
Я схватил сумку и в смятении бежал из дома.
Папина совесть теперь за него. А я и один на один с ним не дерусь.
Папа снова накричал на меня и заявил, что больше не хочет со мной жить. Я не выдержал, снова схватил сумку и бежал переночевать к другу. Это очень тяжело — оставаться, когда тебя выгоняют. Я все понимаю, папа болен и надо менять врача. А меня, меня кто поймет?
Отца, кошку Котасю и собаку Белку я уже день не видел. Завтра вернусь.
А сейчас пусть думает, что он меня выгнал из теплого дома в дождь и я где-нибудь на помойке свернулся клубочком и плачу, голодный. И дух мамы грозит ему кулачком во сне.
Вчера папа в одиночестве весь день посыпал голову пеплом и имел сегодня несколько непрезентабельный вид, зато был готов к дипломатическим переговорам и согласен со всем. Он попросил у меня политического убежища.
— Ты помнишь, что ты вчера сказал?
— Я старый, больной человек, я не помню…
— Папа! Вот как кричать и обзываться, так ты молодой.
Папа походил еще немного, пожевал губами и снова подошел ко мне:
— Максим, а давай как будто вчера не было!
— А давай!
И мы сели пить чай.
Я сегодня обнаружил тысячу рублей на ноутбуке, ну, думаю, папа перепутал числа и решил оставить мне подарок. Завтра ж у меня день рождения. Растрогался, папа каждую копейку считает, а тут сыну сразу тысячу — бух!
Пришел отец.
— Спасибо, папа, погуляю с пацанами завтра, дай я тебя…