Читаем Про папу полностью

Про папу

15 июля 2017 г.

Иногда ночью я вижу в проеме дверей спящего в своей кровати отца, и у меня начинается странная паранойя.

Старый человек выглядит очень беззащитным, когда спит. Если вы злитесь на своих пожилых родителей и позволяете себе (что, к сожалению, неизбежно) повышать на них голос, могу дать вам хороший совет — почаще смотрите на них спящих.

Потому что каждый раз в лунном свете мне кажется, что отец не дышит.

Я на цыпочках подхожу к кровати и долго прислушиваюсь. В эти секунды в моей голове проносятся все несправедливости и несдержанности, которые я допускал по отношению к нему сегодня и за всю жизнь.

И это правда страшные секунды. Потом я вижу, как тихо двигается одеяло от дыхания отца, или слышу легкий шорох его вдоха и выдоха.

Папа просто крепко спит. Он проснется и снова начнет ворчать. Уже этим утром.

Спасибо, спасибо, что ты со мной! Ты не оставил меня в эту ночь, в этом лунном свете, в скором утре, в этом прекрасном мире, где есть солнце и есть ты, а смерти нет.

17 июля 2017 г.

Не в наставление другим, а просто личное открытие. Вынужденное и лучше бы его не было, но что поделать.

Вести себя по-мужски — это не перетрахать всех красивых баб вокруг и в соседних огородах и даже не заработать кучу бабла. Это не о мастеровитости и храбрости вообще.

Это когда в крайне сложной обстановке, когда грозит не то депортация из страны в никуда, не то еще хрен знает что, когда времени для решения проблем все меньше, а их решение пока лишь мелькает на горизонте… «Папа, все хорошо, все под контролем, ты не волнуйся, иди поспи, я все сделаю так, как надо, и будет результат».

А разум твой визжит: «И где ж это хорошо? Что под контролем? Что теперь делать?»

А ты говоришь разуму: «А я тебе велю пока замолчать». И снова: «Папа, все хорошо, все под контролем». И откуда только у меня интонации такие берутся — сам бы поверил. Но вкладываешься в эти слова, и даже папа уже верит в то, в чем сам ты отнюдь не уверен.

Быть мужиком — это роль, самая настоящая роль. Но играть ее нужно до конца, расплачиваться сполна и, видимо, до последнего вздоха — твоего или того, кто видит в тебе мужчину: выросшего сына, надежного мужа, мудрого отца. Человека, который всегда сильнее невозможного.

* * *

Папа сегодня прямо с порога начал неумолимо выносить мозг собственному сыну в самой грубой и унизительной форме. Политика умиротворяющих бесед и миролюбивых ответов с ним не действует — он распаляется еще больше, как у большинства интеллигентов, у него напрочь отсутствует благородное отношение к сдающимся. Орать в ответ, как выяснилось, тоже не метод — можно переборщить, и тогда папа расстраивается.

Кажется, выход сегодня был найден, причем совершенно случайно.

Сцепив зубы, с каким-то особым высокомерием самого высшего еврейского пошиба я очень холодно и отстраненно сказал ему:

— Прошу немедленно изменить тон. Я взрослый человек, и со мной никто не смеет так разговаривать.

Папа сел на стул и вытаращил на меня сразу погрустневшие глаза.

— Но… я же твой папа…

Я, сдерживая смех, продолжал холодно цедить:

— То, что вы мой отец, не дает вам права меня унижать каждый день.

— Ну… может быть… право… да.

— Право на вежливость имеет каждый человек.

И папа замолчал. Налил себе супу, ест с аппетитом, но тихий как мышка. В доме подозрительная тишина уже полтора часа.

Вот думаю, не переборщил ли…

19 июля 2017 г.

Сидим с папой в очереди ко врачу на плановый осмотр.

Рядом сидит пожилая интеллигентная женщина лет под семьдесят, очень аккуратно одетая, с прической. Так, это хорошо.

— Извините, а на сколько у вас запись?

Женщина строго смотрит на меня.

— На без четверти одиннадцать.

Ого, какой ответ. «Без четверти» — женщина вырастает в моих глазах.

Я подмигиваю заинтересовавшемуся нашей беседой папе.

А что, он в неизменной шляпе, хорошая трость, светлые брюки, не заляпанные еще ничем. Волосы в носу мы стрижем машинкой, голову расчесали, так что вполне себе джентльмен.

— Ого, это вы уже столько ждете…

Женщина строгая, но, во-первых, она явно устала столько сидеть в этом коридоре, а усталость — враг других чувств, а во-вторых, я нашел нам общего врага.

— Да не говорите. Ужас.

— Когда же в таком случае мы с папой зайдем…

— А это ваш отец?

Отец приосанивается, поправляет шляпу. Это хорошо.

— Да, он конструктор.

Папа нервно ерзает на сиденье.

— Максим, когда будем заходить, помоги мне встать, у меня что-то сил нету…

Я зыркаю злыми глазами на отца, ох уж эта привычка хороших мальчиков начинать беседу с женщиной с извинений.

— Да не выдумывай, как гимнастику по утрам делать, так ты меня не зовешь.

— Неужели ваш папа делает гимнастику?

— Само собой.

— А я вот уже еле до кровати по вечерам дохожу…