Они медленно двинулись, по давно не чищеной улице Ново-Архангельска, то и дело, проваливаясь по щиколотку в снег, мимо домов стоящих по обе стороны от дороги. Домов рубленных из добротной сосны «в лапу», украшенных резьбой по дереву, с декоративными водосточными трубами, с нарядными большими воротами, в которые могли, не останавливаясь въезжать лошадь с санями. Стиснув зубы Орлов, всматривался в пустые окна брошенных домов, – это уже были чужие дома, это уже был чужой город, это уже была чужая земля. Орлову, как и Степанову, было тяжело смотреть на все это добротное великолепие, и понимать, что все эти дома, под крышами из теса, уже принадлежат жителям Американских Свободных Штатов. Идя по одной из опустевших, заснеженных улиц, они вновь с болью в сердце прочувствовали всю унизительность этой поспешной продажи. Настолько поспешной, что многие жители, когда-то имевшие российское подданство, считавшие, что они живут в сторожевом форпосте Российской империи, вдруг стали американскими янки.
Орлов брел со старым, простуженным казаком и с тоскою думал о том, что когда-то в этих темных окнах вновь загорится керосиновый свет, а сами они наполнятся чужой речью. И уже никогда не будет здесь место для, когда-то дружно отмечавшихся здесь церковных праздников, с их едиными для каждого обряда традициями. Они шли по улице, где еще недавно проходили народные гуляния и каледования русских поселенцев, с исполнением песен, стихов, с последующим угощением и одариванием участников калядок. Офицер с грустью вспомнил как он еще совсем не давно шел по этой улице вместе с жителями и гостями на Крещение крестным ходом, к проруби за святой водой, под колокольный звон местного храма «Святого Архангела». Как на масленицу, которая считалась первым весенним праздником, жители города, как и полагается, пекли всю неделю блины с маисовыми лепешками, искренне радуясь долгожданному приходу весны.
Вскоре они подошли к городскому храму, входные двери которого были заколочены досками, что говорило об отсутствии прихожан и самих служителей. Остановившись, они, молча сняли головные уборы и, перекрестившись постояли несколько минут, словно прощаясь с прошлой жизнью.
– Как же так, ваше благородие? Неужели и впрямь все православные уехали? – в ужасе вымолвил казак, озираясь по сторонам. – Неужели и священник с дьяконом тоже место намоленное покинули? Как же так? Это ведь значит, что и ризы, и харугвии с иконами, да архивом городским вывезли! Как же может храм Христа в запустение превратить?
Орлов с остервенением натянул шапку и, посмотрев, на урядника со злостью выдавил:
– Это значит, что главный приходской храм, стал теперь без приходным. Как и полагается кладбищенской церкви! Идем в контору.
Они без труда нашли двухэтажное здание, срубленное из корабельного бруса, лицевая стена которого была украшена двумя кирпичными колоннами, державшими на себе балкон, с точеным круглым ограждением. Вывеска все еще висевшая над большими входными дверями, гордо напоминала каждому входящему, что здесь находится контора» Российско-Американской компании».
Массивные резные двери оказались не запертыми и открылись с противным скрипом, впустив гостей в парадную. Оказавшись внутри они остановились у порога остолбенев от увиденного. Некогда бурлящее от сотрудников и посетителей, купцов и капитанов, вставших, под погрузку или выгрузку помещение было пустым. Весь пол был завален какими-то бумагами и пустыми ящиками, исчезла и мебель с картинами, висевшими на всех стенах, не было и огромной заморской люстры, которая приводила в изумление всех посетителей, и которую опускали на цепях для того, что бы зажечь свечи. Из всего убранства знакомыми остались лишь дорогие английские обои, которыми были отделаны стены, да несколько гипсовых скульптур, сиротливо стоящих в углу.
Орлов медленно подошел к окну, на подоконнике которой стоял медный подсвечник с огарком сальной свечи и хрипло с каким-то остервенением крикнул:
– Есть тут хоть кто-то живой?
В туже секунду, за одной из дверей напротив, что-то стукнуло, она распахнулась, и к ранним визитерам вышел взъерошенный, давно не бритый человек в круглых очках. Поправляя свои подтяжки и подслеповато щурясь, он, молча, уставился на странных визитеров. Глядя, на их красные от мороза, обветренные лица, с коркой льда вокруг рта от дыхания, в какой-то рваной перепачканной одежде, с изможденными лицами, черными от угольной пыли.
– Вы кого-то хотели видеть конкретно? – выдавил он, наконец. Испуганно, глядя на внушительный комплект оружия.
Поручик молча, подошел к выступающему из стены, круглому боку одной из печей, снял рукавицы, прижав, скрюченные от мороза пальцы к теплу и хрипло проговорил:
– Мы встречались с вами года два назад, в замке Максутова. Тогда шел разговор о ваших китобойцах, которые бросали требуху от добытых китов на входе в бухту…, ну а ежели не помните, то давайте познакомимся заново. Я поручик Орлов, а это урядник Степанов, а вы любезный кажется, работали в компании, помощником управляющего.