Прощание славянки

Этому в значительной степени способствовали и свойства характера Ю. Н. Данилова, человека крайне властного, самолюбивого, с очень большим о себе мнением.

Я считал его, безусловно, умным человеком, но иногда, в дни успехов на фронте, он изображал из себя чуть ли не гения, великого полководца, и это было уже слишком».

«Я, — вспоминал Шавельский, — любил ген. Данилова за многие хорошие качества его души, но он всегда представлялся мне тяжкодумом, без „орлиного“ полета мысли, в известном отношении — узким, иногда наивным».

Однако эти самые «хорошие качества его души» не мешали Данилову проявлять большое упрямство, излишнюю самоуверенность, плохую коммуникабельность и полное неуменье выбрать и использовать талантливых помощников.

Отношения между Янушкевичем и Даниловым всё время были натянутыми. Попросту сказать — они, особенно в последнее время, не терпели друг друга. Как сумею, объясню их отношения.

Янушкевич был умнее, способнее, талантливее Данилова; ум Янушкевича мягче, подвижнее даниловского ума.

Янушкевич всё схватывал налету и быстро решал. Данилов иногда не сразу улавливал мысль, топтался на месте, ища решения, иногда мыслил и решал однобоко.

Зато, решив, упрямо стоял на своем. Янушкевич видел упрямство Данилова, чувствовал недостаточную подвижность и нередко односторонность его мысли и, вне всякого сомнения, не прочь был освободиться от него. Но полная неподготовленность к стратегической работе заставляла его не только терпеть ген. Данилова, но и покорно идти на поводу у него: благо ген. Данилов не лез в другую — административно-распорядительную область и не мог затмить его перед великим князем.

Ген. Данилов, в свою очередь, считая себя великим мастером военного дела, свысока смотрел на «профана» ген. Янушкевича, учитывая для себя все выгоды неподготовленности последнего, и в то же время считал, что ген. Янушкевич держится его трудами и знаниями, и что он должен был теперь сидеть на месте ген. Янушкевича.

Если бы ген. Янушкевич не обладал особою мягкостью, деликатностью, уступчивостью и уменьем владеть собой, то отношения между ним и ген. Даниловым в первые же месяцы их совместной службы в Ставке стали бы невозможными. А так они как-то уживались. Посторонние даже могли считать их друзьями.

Таким образом, главные мозги нашего штаба оставляли желать много лучшего.

Но ради справедливости все же надо сказать и о том, что у нас вообще не было генералов с опытом ведения боевых действий на таком огромном театре военных действий и с таким количеством задействованных на нем войск.

Ни русско-турецкие, ни русско-японская война по своим масштабам и вооружению не шли ни в какое сравнение с Первой мировой.

Другое дело, что люди с военным дарованием учились и перестраивались, что называется, на ходу.

До битвы под Москвой тот же Г. К. Жуков никогда не комнадовал армиями и фронтами.

Но когда ему такая возможность представилась, его военное дарование развернулось в полной мере.

Ближайшим помощником генерала Данилова и единственным сотрудником, которому он доверял, был полковник Генерального штаба И. И. Щелоков, известный среди офицеров Генерального Штаба как «Ванька-Каин».

Граничащая с ненавистью нелюбовь практически всех офицеров штаба Верховного к этому самому «Ваньке» не имела границ.

«Наличный состав офицеров Генерального Штаба, — писал Г. Шавельский, — служивших в генерал-квартирмейстерской части Ставки, вообще, по моему мнению, не слишком был богат большими талантами.

Безусловно, выделялись большими дарованиями полковники Свечин и Юзефович, скоро ставший командиром полка.

Щелоков же был наиболее бесталанным и самым несимпатичным среди офицеров Генерального Штаба.

Своей тупостью, с одной стороны, надменностью и грубостью в обращении, даже с равными, с другой, и, как уверяли его сослуживцы, своей нечистоплотностью Щелоков достиг того, что его сторонились, его ненавидели и презирали решительно все: и старшие, и младшие.

За глаза его ругали; в глаза вышучивали и почти издевались над ним. Щелоков относился ко всему этому свысока. Тем не менее, генерал Данилов не чаял души в своем любимце, с которым он и решал все вопросы генерал-квартирмейстерской части, оставляя прочим офицерам Генерального Штаба почти одни писарские обязанности…»

Дежурным генералом штаба был генерал-майор П. К. Кондзеровский, честный, добрый и работящий человек, сумевший сплотить всех своих подчиненных в тесную, дружную семью, с редким уважением и любовью относившуюся к своему начальнику.

Начальником военных сообщений был генерал-майор Генерального штаба С. А. Ронжин — добрый и способный, но ленивый и малодеятельный, тип помещика-сибарита.

В Ставке он очень старательно увеличивал свою коллекцию этикеток от сигар.

В его довольно обширной коллекции важное место занимал отдел «великокняжеских», так как великий князь Николай Николаевич, узнав об увлечении генерала, сохранял и затем передавал Ронжину все этикетки от выкуриваемых им сигар.