О повальном бегстве из строя «всего наиболее энергичного и способного» говорил и генерал Эверт.
«С полным основанием можно сказать, — вторил ему генерал Мышлаевский, — что наши военные училища пополняют не столько войска, сколько пограничную стражу, главные управления и даже в значительной мере гражданские учреждения».
Такой знаток русской армии, как генерал А. А. Брусилов, давая оценку состоянию армии в канун войны, приходил к выводу, что при таком состоянии неудачи были неизбежны, но они не одни способствовали разложению.
«Скажу лишь несколько слов об организации нашей армии и о ее техническом оснащении, — писал он, — ибо ясно, что в XX столетии одною только храбростью войск без наличия достаточной современной военной техники успеха в широких размерах достигнуть было нельзя.
Пехота была хорошо вооружена соответствующей винтовкой, но пулеметов было у нее чрезмерно мало, всего по 8 на полк, тогда минимально необходимо было иметь на каждый батальон не менее 8 пулеметов, а на дивизию… 160 пулеметов; в дивизии же было всего 32 пулемета.
Не было, конечно, бомбометов, минометов и ручных гранат, но в расчете на полевую войну их в начале войны ни в одной армии не было. Ограниченность огнестрельных припасов была ужасающей, крупнейшей бедой…
Что же касается организации пехоты, то я считал — и это оправдалось на деле, — что 4-батапьонный полк и, следовательно, 16-батальонная — части слишком громоздкие для удобного управления. Использовать их в боевом отношении достаточно целесообразно — чрезвычайно трудно…
Что касается артиллерии, то в ее организации были крупные дефекты, и мы в этом отношении значительно отставали от наших врагов.
Нужно признать, что большинство высших артиллерийских начальников совсем не по своей вине не умели управлять артиллерийскими массами в бою и не могли извлекать из них ту пользу, которую пехота имела право ожидать.
Сами по себе кавалерийские и казачьи дивизии были достаточно сильны для самостоятельных действий стратегической конницы, но им недоставало какой-либо стрелковой части, связанной с дивизией, на которую она могла бы опираться.
В общем, кавалерии у нас было слишком много, в особенности после того, как полевая война перешла в позиционную.
Воздушные силы в начале кампании были в нашей армии поставлены ниже всякой критики.
Самолетов было мало, большинство их были довольно слабые, устаревшей конструкции.
Между тем они были крайне необходимы как для дальней и ближней разведки, так и для корректирования артиллерийской стрельбы, о чем ни наша артиллерия, ни летчики понятия не имели.
В мирное время мы не озаботились возможностью изготовления самолетов дома, у себя в России, и потому в течение всей кампании значительно страдали от недостатка в них.
Знаменитые „Ильи Муромцы“, на которых возлагалось столько надежд, не оправдали себя.
Дирижаблей у нас в то время было всего несколько штук, купленных по дорогой цене за границей. Это были устаревшие, слабые воздушные корабли, которые не могли принести и не принесли нам никакой пользы.
В общем, нужно признаться, что по сравнению с нашими врагами мы технически были значительно отсталыми, и, конечно, недостаток технических средств мог восполняться только лишним пролитием крови, что имело свои весьма дурные последствия.
Мы выступили с удовлетворительно обученной армией. Корпус же офицеров страдал многими недостатками, и к началу войны мы не могли похвастаться действительно отборным начальствующим составом».
В этом отношении весьма интересны те исследования, которые в годы мировой войны провел профессор, генерал-лейтенант Н. Н. Головин, который не только воевал, но и изучал боевые действия.
В 1915 он исполнял обязанности начальника штаба 7-й армии. Он руководил разработкой и участвовал в осуществлении многих боевых операций, в том числе и знаменитого Брусиловского прорыва.
Н. Н. Головин написал более 30 монографий и 100 научных работ и статей по военной истории.
В своей большой работе «Военные усилия России в мировой войне» Головин одним из первых в мировой практике заговорил о социологии войны.
В главе «Русские законы о всеобщей воинской обязанности» автор сравнивает закон 1874 года с аналогичным законом Германии.
Н. Н. Головин приходит к выводу, что Германия готовилась к проявлению большего напряжения на войне, нежели Россия.
Именно поэтому Германия считала нужным для своей защиты иметь в распоряжении армии 28 возрастов, в то время как Россия — только 22.
В главе «Затруднения России в использовании её многолюдья» автор анализирует труд Менделеева «К познанию России», где на большом цифровом материале показывает неподготовленность России в военном отношении к мировой войне.
Так, в каждых двух хозяйствах страны участвовало в добыче заработков только 3 человека, а 8 жили на счет производительной работы первых трёх.
Таким образом, из 128 миллионов населения империи только 24 % лиц участвовали в производственной и хозяйственной жизни страны, против 38–40 % таких лиц в Америки, Франции и Германии.
Сыграло свою отрицательную роль и большая численность детей в России.