Прощание славянки

Как мы помним, Пограничное сражение сложилось для Союзников неудачно, и они отступали в Парижу.

Наступление германской армии на западе вызвало необходимость отвлечь ее на восток.

Французский военный министр сенатор Мессими потребовал наступления русских армий от Варшавы через Познань на Берлин.

Французский посол Палеолог со своей стороны «умолял» Государя повелеть наступление, так как иначе Франция будет «неминуемо раздавлена».

В результате первоначальный план был изменен, и, соответственно, 17 и 18 августа армии генералов Ренненкампфа и Самсонова начали наступление на Восточную Пруссию.

«Россия, — писал по этому поводу Бьюкенен, — не могла оставаться глухой к голосу союзника, столица которого оказалась под угрозой врага».

Напомним, что сам Николай Николаевич был сторонником наступательных действий на левом берегу Вислы «в сердце Германии».

О его планах ведения войны мы можем узнать из воспоминаний французского посла М. Палеолога, который побывал у Николая Николаевича 20 июля 1914 года.

«Из скромного коттеджа Александрии, — писал Палеолог, — я отправляюсь в роскошный дворец Знаменки, в котором живет Николай Николаевич. Главнокомандующий принимает меня в просторном кабинете, где все столы покрыты разложенными картами.

Он идет ко мне навстречу быстрыми и решительными шагами, обнимает меня, почти раздавив мне плечи.

— Господь и Жанна д'Арк с нами! — восклицает он. — Мы победим. Разве не Провидению угодно было, чтобы война разгорелась по такому благородному поводу? Чтобы наши народы отозвались на приказ о мобилизации с таким энтузиазмом? Что обстоятельства были так благоприятны для нас?

Без предисловий я приступаю к вопросу, самому важному из всех:

— Через сколько дней, ваше высочество, вы перейдете в наступление?

— Я прикажу наступать, как только эта операция станет выполнимой, и я буду атаковать основательно. Может быть, я даже не буду ждать того, чтобы было окончено сосредоточение моих войск. Как только я почувствую себя достаточно сильным, я начну нападение. Это случится, вероятно, 27 августа.

Затем он объясняет мне свой общий план движения: первая группа на прусском фронте, вторая группа, действующая на галицийском фронте, третья — в Польше, назначенная броситься на Берлин, как только войскам на юге удастся „зацепить“ и „установить“ неприятеля».

Непосредственной целью Восточно-Прусской операцией являлось овладение Восточной Пруссией для последующего вторжения вглубь Германии.

Однако, по требованию Франции, наступление было начато до окончания мобилизации и сосредоточения русских армий.

«Если бы Россия считалась только со своими интересами, — писал по этому поводу посол Англии в России Бьюкенен, — это не был бы для нее наилучший способ действия, но ей приходилось считаться со своими союзниками».

На самом деле это было не совсем так.

Вся беда была в том, что Николай Николаевич оказался заложником данного Франции еще в 1913 году обещания. И дал его командующий Северо-Западным фронтом Я. Г. Жилинский.

В 1912 году генерал Жилинский, тогда начальник Генерального штаба, прибыл в Париж, а в 1913 году генерал Жоффр направился в Россию.

К тому времени русские военные круги уже были увлечены манящей идеей «элана» — порыва.

После Маньчжурии им также нужно было чем-то компенсировать унизительные военные поражения и позорные недостатки своей армии.

Лекции полковника Гранмезона, переведенные на русский язык, пользовались огромным успехом.

Ослепленный доктриной «наступление до последнего», Генеральный штаб России зашел еще дальше.

Генерал Жилинский обязался в 1912 году привести в боевую готовность 800 000 солдат, предназначенных для германского фронта, на пятнадцатый день мобилизации и предпримет наступление в Восточной Пруссии.

В 1913 году он перенес дату наступления на два дня вперед, хотя военные заводы страны производили не более двух третей требуемого количества артиллерийских снарядов и менее половины винтовочных патронов.

Почему Жилинский не мог объяснить на совещании начальников генеральных штабов в Париже, что Россия в силу своей слабой железнодорожной сети физически не может наступать всего через две недели после объявления мобилизации?

Он, что не знал, что для полной мобилизации России в лучшем случае нужно не менее полутора месяцев?

Вполне возможно, что другое решение заставило бы самих французов больше уповать на собственные силы, а не на помощь своего в высшей степени бескорыстного союзника.

Однако Жилинский не только не сделал этого, а еще более усугубил ситуацию, заявив французским генералам:

— История проклянет меня, но я отдам приказ двигаться вперед!

Как тут не вспомнить Пуришкевича, воскликнувшего в Думе:

— Что это, предательство или глупость?

Предательство, вряд ли, а вот глупость, несомненно. И невежество.

И теперь французы требовали только то, о чем договаривались, а Верховный главнокомандующий стал своеобразным заложником глупого поведения бывшего начальника Генерального штаба.