При планировании поераций он постоянно нарушал главный принцип любого мощного удара — концентрацию. И о каких победах могла идти речь, если в принятое им решения повлекло вело за собой распыление сил в трех расходящихся направлениях.
«Ахиллесовой пятой всех наших планов развертывания, — писал по этому поводу А. А. Керсновский, — была разброска сил в двух направлениях.
Разброска эта была неизбежным злом. Если обстановка Русского театра войны повелительно требовала наступления на Австро-Венгрию, то обстановка всей Мировой войны еще повелительнее требовала наступления на Германию.
Тем не менее, на первый взгляд, такие предположения имеют свой резон. Огромный польский выступ приближал русские армии к Берлину — менее трехсот километров равнины, которую не разделяли ни горы, ни широкие реки.
Почти миллионная Варшава, второй после Москвы железнодорожный узел страны, была главным складом и опорным пунктом русской армии в ее наступлении на собственно германскую территорию.
Для похода русских на Берлин требовалось еще, как минимум, два условия — поход французов на Кёльн и отказ от похода в Восточную Пруссию и сосредоточении назначавшихся туда войск на левом берегу Вислы».
Как это ни печально, но Николай Николаевич не оправдал тех дифирамбов, которые пелись ему после его назначения.
Руководить такими огромными массами войск на такой же огромной территории он просто не мог. Не было ни опыта, ни заменявших его соответствующих талантов.
В отличие от нашего командования, германцы в Пруссии продемонстрировали завидную дерзость и гибкость полководческих замыслов и умение выходить с победой из самой тяжелой ситуации.
Русская Ставка, напротив, так и не смогла воплотить в жизнь главный принцип стратегии: концентрация усилий в решающем месте в решающий момент.
Характерно, что только после пленения корпусов Самсонова Николай Николаевич 2 сентября впервые с начала войны покинул Ставку в Барановичах и выехал в Белосток для встречи с генералом Жилинским.
Прибыв в штаб фронта, он не нашел ничего другого, как заняться уговорами командующего продержаться еще некоторое время, пока Юго-Западный фронт не завершит разгрома австрийцев.
Но в то же самое время он ничего не предпринял для того, чтобы спасти от поражения и армию Ренненкампфа. А когда трагедия войск Северо-Западного фронта стала явью, и Ставке нужно было отчитываться за это перед царем и правительством, Николай Николаевич сделал то, что нужно было сделать намного раньше: отстранить Жилинского от командования фронтом.
Вместо него на эту должность назначен отличившийся в боях на Юго-Западном фронте генерал Н. В. Рузский.
Объясняя причины неудач войск Северо-Западного фронта, верховный главнокомандующий телеграфировал царю: «Я совершенно сознаю, что не умел настоять на исполнении моих требований, посему слагаю перед Вашим Величеством мою повинную голову».
При этом он умолчал, о каких конкретно требованиях шла речь.
Теперь о тех, кто командовал фронтом и армиями — генералах Жилинском, Рененкампфе и Самсонове.
Генерал от кавалерии Яков Григорьевич Жилинский опыта участия в боевых действиях он не имел.
Да и какой мог быть опыт у начальника учебной команды, слушателя Николаевской академии, адъютанта штаба дивизии, делопроизводителя канцелярии Главного штаба, военного агента при испанской армии и делегата от военного министерства Росси на Гаагской конференции?
Но судя по тому, что к началу Русско-японской войны он занимал высокую должность и умудрился получить целых шесть орденов, ни минуты не прокомандовав войсками в боевой обстановке, кто-то на самом верху «двигал» его по служебной лестнице.
Каких полководческих подвигов можно было ждать от такого командующего армией, этого, по словам известного военного историка А. А. Керсновского, «человека в футляре», «мелочного столоначальника», было известно только одному царю, поскольку именно с его подачи он должен был руководить вторжением наших войск в Германию.
«Суховатый, — говорил о нем князь B. C. Трубецкой, — желтолицый, немного раскосый, седой и с седыми усами, он был типичнейшим представителем Генерального штаба, тип педантичного военного кабинетного ученого.
Говорят, что подчиненные Жилинского крепко побаивались его».
Что же касается его невежства, то тому имеется и еще одно подтверждение.
Так, на Особом совещании в декабре 1913года, созванном в связи с кризисом, вызванном назначением германского генерала О. Лемана фон Сандерса на руководящий пост в турецкой армии, Жилинский вместе с военным министром генерал-адъютантом В. А. Сухомлиновым выступал за принятие военных санкций против Турции.
Причем, он выступал за объявление войны и заверял членов совещания в готовности России к войне против Германии.
Как это не покажется странным, но один из самых высокопоставленных военных России даже не знал о том, что Россия только что приступила к реорганизации своей армии и флота и закончит ее только в 1917 году.
Начальником штаба Северо-Западного фронта был генерал от кавалерии Владимир Алозиевич Орановский.