Прощание славянки

Мать будущего кайзера, гордая принцесса Виктория, очень страдала из-за физической и духовной неполноценности сына.

Она мечтала вырастить из него замечательного государственного деятеля, «второго Фридриха Великого», и ее страшно раздражало то, что Вильгельм с трудом усваивал обычную школьную программу.

Мать жаловалась на его верхоглядство и лень в учебе, душевную холодность и высокомерие.

Принц видел разочарование матери и пытался утвердить собственное «я» через бунт. Именно поэтому его детство и юность были отмечены постоянными ссорами с родителями.

Характер Вильгельма был очень неровный.

Физически слабый и нескладный, он постоянно старался показать свою силу.

Внутренне робкий и неуверенный в себе, он держался вызывающе и самоуверенно. Отсюда шла его любовь к позе, безудержное бахвальство и пустословие, раздражавшее всех окружавших его людей.

Полный напряженных занятий день, расписанный по минутам, заканчивался в десять вечера, когда принц, совершенно обессиленный, падал в постель.

По всеобщему мнению, Вильгельм был «трудный, очень трудный» ребенок.

Мать писала в своем дневнике, что у Вильгельма нет «скромности, доброты, доброжелательности, уважения к другим людям, способности забывать о себе, смирения».

На других людей Вильгельм производил сложное, неоднозначное впечатление. Болтливый, напыщенный и тщеславный, он был от природы груб и нетактичен, но, при желании, мог быть очень любезен и доброжелателен.

Сыграло свою роль и то, что Вильгельм гордился прусской армией и хотел быть блестящим прусским офицером и только потом всем остальным.

Несмотря на искалеченную при рождении правую руку, Вильгельм после упорных и мужественных упражнений преодолел этот недостаток и стал прекрасным кавалеристом.

В 1885 году он получил чин полковника, еще через три года был произведен в генералы и в том же году унаследовал после скоропостижной смерти отца германский престол.

Вскоре после коронации Вильгельма его мать, вдовствующая императрица, написала: «Я скорблю о Германии, теперь она станет другой. Наш сын молод, ослеплен, одержим. Он изберет ложный путь и позволит дурным людям склонить себя на дурные дела».

Как и мать Николая II, она лучше всех знала, что ее сын не имеет ни соответствующих знаний, ни личных качеств для того, чтобы быть правителем великой страны.

Однако сам Вильгельм верил, что он — государь милостью Божьей, и держал себя соответствующим образом.

На одном из банкетов в мае 1891 года он заявил:

— В стране есть лишь один господин — это я, и другого я не потерплю!

Понятно, что при таких взглядах он не мог ужиться с канцлером Отто Бисмарком, привыкшим при его деде к почти неограниченной власти.

Внешне Вильгельм относился к нему с почтением, однако трения между императором и его канцлером постоянно усиливались.

В 1890 году не выдержавший постоянного давления канцлер попросил отставки и немедленно получил ее.

С этого времени Вильгельм стал решительно вмешиваться во все сферы управления.

«Он никому не дает говорить, — писал начальник Генерального штаба Вальдерзе, — высказывает собственное суждение и не терпит никаких возражений».

Императора вообще выводило из себя любое противодействие его воле.

В 1891 году, выступая перед новобранцами, Вильгельм заявил, что солдаты должны, не задумываясь, «убивать своих отцов и братьев», если получат такой приказ от императора.

После того как «Законопроект о подрывных элементах» провалился в рейхстаге, Вильгельм воскликнул:

— Теперь нам ничего не остается, кроме ружейного огня в первой инстанции и картечи во второй!

И действительно, во время забастовки трамвайщиков император дал телеграмму такого содержания: «Я рассчитываю, что при вмешательстве войск будет убито не менее 500 человек».

Жестокую агрессивность Вильгельм демонстрировал и в других своих выступлениях.

Так, в своей знаменитой «гуннской» речи, которую император произнес перед немецким экспедиционным корпусом, отправлявшимся в 1900 году в Китай, он дал солдатам приказ вести себя «подобно гуннам».

— Если вы встретитесь с врагом, — говорил он, — то только для того, чтобы драться с ним! Пощады не давать, пленных не брать. Тот, кто попадет в ваши руки, в вашей власти!

Но все это были только громкие слова, и близкие к императору люди очень быстро поняли, что за всеми грозными выступлениями кайзера нет никакой продуманной политики.

По своей сути все его заявления были той самой воинственной позой, которую Вильгельм считал нужным принимать перед всем миром.

«Его поступки, — писал один из царедворев, — определяются исключительно стремлением к популярности… Он буквально гонится за овациями, и ничего не доставляет ему такого удовольствия, как „ура“ ревущей толпы».

«Он ребенок, — писал граф Цайдлиц-Трюцшлер, — и останется ребенком навсегда».

Да что там граф!

Все, кто хорошо знал Вильгельма, утверждали, что он так никогда и не стал зрелым человеком.