Петербург объявил, что не видит оснований для войны со стороны Берлина и возложит ответственность за войну на немецкую сторону, оставляя за собой свободу действий.
Лондон, с некоторым опозданием, поддержал миротворческую позицию России.
Дипломатические представления были подкреплены внушительным сосредоточением 7 дивизий Виленского округа на прусской границе.
После столь серьезного предупреждения тевтонский меч был вложен в ножны.
Бисмарк и Мольтке поняли, что рассчитывать на свои восточные корпуса, как в 1866-м и 1870 годах, они больше не могут. К войне на два фронта Германия была не подготовлена как политически, так и стратегически.
Бисмарк считал войну с Россией самой большой и непростительной ошибкой, которую может совершить Германия, — свою политику он строил на мирном использовании России.
Благодаря Петербургу мир в Европе был сохранён. Но был и большой минус: Германия обиделась, и после этого российско-германские отношения стали ухудшаться.
Окончательный разрыв произошел на Берлинском конгрессе, на котором, как мы уже знаем, Бисмарк предал Россию.
Дальше — больше!
6 февраля 1888 года Бисмарк провозгласил в германском рейхстаге:
— Мы больше не просим о любви ни Францию, ни Россию. Мы не просим ни о чьем одолжении. Мы, немцы, боимся на этой земле Господа Бога, и никого более!
Рейхстаг взорвался овацией, старый фельдмаршал Мольтке рыдал.
Как хотите, но сложно не увидеть в этом заявлении вызов всему миру, отказ от старой политики и погружение в неведомое, то самое, для которого сам Бисмарк так и остался чужим.
И, как знать, не потому ли рыдал сторый вояка, который вдруг увидел перед Германией совсем другие горизонты?
Тем не менее, принято считать, что окончательный разрыв с Петербургом был пока еще невозможен, поскольку престарелый Вильгельм считал выступление Германии против России самой настоящей изменой.
До самой смерти 9 марта 1888 года Вильгельм не изменял данному им слову и завещал дружбу с Россией своему наследнику.
Однако это не совсем так.
После Берлинского конгресса, не желая полного разрыва с Россией, Бисмарк принял решение сделать Австро-Венгрию главным союзником Германии.
Более того, он сумел убедить Вильгельма I, который до последнего отказывался совершить «предательский поступок» в отношении России, в том, что союз с династией Габсбургов следует сделать краеугольным камнем германской внешней политики.
Германо-австрийский секретный союзный договор был подписан в Вене 7 октября 1879 года и был своим острием направлен именно против России.
«В случае, — гласила его первая статья, — если бы одна из обеих империй, вопреки ожиданию и искреннему желанию обеих высоких договаривающихся сторон, подверглась нападению со стороны России, то обе высокие договаривающиеся стороны обязаны выступить на помощь друг другу со всею совокупностью военных сил своих империй и соответственно с этим не заключать мира иначе, как только сообща и по обоюдному согласию».
Согласно второй статье договора, если одна из сторон подвергнется нападению какой-либо третьей державы, но не России, второй партнер будет соблюдать благожелательный нейтралитет.
По сути дела именно австро-германский договор стал становым хребтом возглавляемого Германией агрессивного милитаристского блока.
Именно он стал источником неисчислимых международных осложнений и послужил впоследствии одним из главных дипломатических орудий развязывания первой империалистической войны
Не подлежит сомнению и то, что заключение германо-австрийского договора стало рубежом в развитии внешней политики Берлина на рубеже XIX–XX веков.
В этой связи хотелось бы сказать вот о чем. Мы по сей день признаем Бисмарка за одного из самых выдающихся политиков, когда-либо живших на земле.
Но возникает простой вопрос: а могут ли выдающиеся люди позволять себе обиды. Так, как позволил себе обидеться на Россию тот же Бисмарк после того, как она не позволила Германии добить Францию?
А «железный канцлер» не только обиделся, но и отомстил, лишив на Берлинском конгрессе Россию всех плодов ее победы.
Как-то мало вериться в то, что Бисмарк не понимал, чем может обернуться его охлаждение к России и сближение с Австро-Венгрией.
Впрочем, от самого Бисмарка мало что уже зависело, особенно после смерти старого кайзера.
И дело было не только в Берлинском конгрессе.
Вся беда была в том, что и самой Германии после того как она превратилась в лидера европейского экономического развития, было далеко не все так однозначно, как того хотел покойный кайзер.
Более того, борьба между сторонниками восточной и западной линии началась сразу же после создания Второго рейха. А молодой кайзер и преемник Бисмарка канцлер Каприви были сторонниками австрийского направления.
И именно Каприви стал «архитектором» тройственного союза Германии, Австро-Венгрии и Италии.
Он не усматривал в союзе с Россией перспектив для Германии, которая хотела консолидировать Центральную Европу, держать в состоянии постоянного напряжения Францию и отвратить от европейских дел Россию.