Прощание славянки

Росло население России, и к 1914 году оно составило 160 млн. человек — столько же, сколько в Германии, Англии и Франции вместе взятых.

«Ее известные природные ресурсы, — в один голос отмечали европейские аналитики, — невозможно измерить.

Они по совокупному объему и по разнообразию больше, чем разведанные природные ресурсы любой другой нации. Это огромный резервуар, ожидающий труда и предприимчивости».

«Россия 1914 года, — отмечал министр иностранных дел Франции Г. Аното, — является крупным производителем.

В дополнение к ее сельскохозяйственному производству у нее есть текстильные и сахарные фабрики.

Она обладает огромной сетью железных дорог, и теперь она думает о расширении экспорта. Россия становится богаче день ото дня и все меньше зависит от соседей».

«Годы правления Николая II, — вторил ему американский историк, — были характерны быстрым промышленным ростом; происходила стремительная трансформация крестьянства в мелких хозяев, быстро распространялось образование, наблюдались новые, многообразные и оригинальные культурные процессы, осуществлялось приобщение целого поколения к политическому опыту посредством земств, муниципалитетов, думы и судов; и происходило грандиозное освоение Сибири».

Так оно и было, и к началу Первой мировой войны по основным показателям Россия быстро сближалась с Западной Европой.

Россия стала четвертой индустриальной державой мира, шестой торговой нацией.

Да, российская индустриализация осуществлялась на основе больших иностранных инвестиций, и западный капитал и западный технологический и управленческий опыт были существеннейшим элементом российского развития.

Во многом Россия зависела от импорта германских станков и американской сельхозтехники.

Отставание государства имело и военный аспект.

По основным аспектам военного могущества (численность тяжелой артиллерии, количество и качество пулеметов, уровень технической обученности, качество средств связи, количество и качество самолетов) Россия отставала от ведущих западноевропейских армий.

Все это было так. Но в то же самое время нельзя забывать и о том, что в России всего четыре десятка лет назад было отменено крепостное право, и вряд ли можно сомневаться в том, что с таким мощным сырьевым и интеллектуальным капиталом Россия рано или поздно преодолела бы отставание от куда более продвинутого в технологическом отношении Запада.

Помните, что говорил по этому поводу Столыпин?

— Дайте нам двадцать мирных лет, и вы не узнаете Россию!

Да что там Столыпин!

По оценке английского историка, уже в 1914 году, всего через пятьдесят три года после отмены крепостного права,

«Россия, — писал он, — уже в 1914 году успешно шла по пути превращения в полнокровного партнера Европейского сообщества.

На протяжении десятилетия, предшествовавшего революции, Россия переживала эру быстро растущего процветания; война с неграмотностью велась с большой энергией, интеллектуальные и культурные отношения с Европой становились все более тесными».

Конечно, история не любит, а, вернее, не знает сослагательного наклонения, но вряд ли можно оспаривать тот факт, что Россия на самом деле превратилась бы в самую могущественную державу мира.

Именно эта переспектива и пугала Германии, как, впрочем, и другие западные страны.

Но пока речь только о Германии, с которой Россия почти целый век находила взаимопонимание.

Однако новые времена диктовали новые песни, и набирающая мощь Германия все меньше нуждалась в русской дружбе.

И по большому счету дело было не в каком-то там Бюлове. Пока Германия была простым продолжением Пруссии, русско-германские интересы не сталкивались.

Но ставший европейским лидером Второй рейх уже не был продолжением Пруссии.

«Аристократическая монархия Вильгельма I и Бисмарка, — писал наблюдатель, — могла поддерживать дружбу с Россией.

Демагогическая монархия Вильгельма II обязана была поддерживать Австрию.

Общественное мнение стало весомым фактором в определении германской внешней политики, и оно стало более воинственным, чем мнение прусских юнкеров.

Общественное мнение Германии никогда бы уже не принесло в жертву германское влияние на Юге-Востоке Европы».

Германия стала видеть свои первостепенные интересы там, где прежде их не усматривала, — в Юго-Восточной Европе, в Австрии и на Ближнем Востоке.

Еще совсем недавно Бисмарк отказывался от интенсивной колониальной политики и говорил, что «весь Ближний Восток не стоит костей одного померанского гренадера».

Теперь такая политика стала пользоваться первостепенным приоритетом Берлина.

«С окончанием эры Бисмарка, — пишет А.И…Уткин в своей книге „Первая мировая война“, — перед Германией стояли четыре возможных пути.

Первый — продолжить традицию великого канцлера, основанную на поддержании хороших отношений с двумя величайшими странами „моря и суши“ — Великобританией и Россией, стараться не пересекать их пути, а тем временем развивать бесподобную германскую науку и промышленность.

Второй путь предполагал создание великого океанского флота (что неизбежно антагонизировало Британию) и поощрение движения России в тихоокеанском направлении.