Узкому кругу правящих деятелей Британии лорд Холдейн сообщил, что император Вильгельм, канцлер Бетман-Гольвег и создатель германского флота гросс-адмирал Альфред фон Тирпиц готовы приостановить военно-морскую гонку лишь при одном условии: если Англия поклянется соблюдать нейтралитет в случае войны между Германией и Францией.
Английский эмиссар пришел к заключению, что «если партия воины окончательно возобладает в Берлине, Германия будет стремиться не только к сокрушению Франции или России, но к доминированию во всем мире».
В 1912 году министр иностранных дел Сазонов предложил англичанам заключить полный военный союз с Россией и Францией Англичане вежливо воздержались. Но они не выразили своего мнения категорически.
Как это часто бывает в подобных случаях, в сближении Лондона и Санкт-Петербурга сыграли роль и отдельные лица.
Посол Британии в России в 1904–1906 годах лорд Хардиндж в два первых десятилетия века тоже приложил усилия для ликвидации взаимного недоверия, для союза России с Западом.
«Я считал абсолютно необходимым найти какую-то форму согласия с Россией. и, придя в Форин-офис, надеялся, что смогу оказать влияние на высшее руководство».
Все главные телеграммы, направляющиеся в Петроград и исходящие оттуда, помечены Хардинджем уже в качестве заместителя министра иностранных дел.
Постоянный заместитель Грея сэр Артур Николсон, еще будучи сотрудником британского посольства в Тегеране в 80-х годах XIX века пришел к выводу, что наступило время найти глобальное взаимопонимание с Россией.
В качестве посла в России с 1906 по 1909 год он эффективно участвовал в изменении негативных, сталкивающих две страны, тенденций XIX века.
Он не был одиночкой-русофилом в Форин-офисе. Возможно, Николсон был наиболее активным русофилом в британском министерстве иностранных дел.
Он полагал и писал об этом Грею, что «наше взаимопонимание с Россией определяет основу нашей современной внешней политики».
Вернувшись из Петербурга в Форин-офис, инициативы Сазонова, направленные на союз с Англией, поддерживал замминистра сэр Артур Николсон.
Он писал 21 марта 1914 года: «Я убежден, что если Тройственная Антанта будет трансформирована во второй Тройственный союз, мир в Европе будет обеспечен на одно или два поколения».
Новый английский посол при петербургском дворе Джордж Бьюкенен являлся хорошим специалистом в русских делах.
Это признавали даже его противники. Еще за шестнадцать лет до назначения в Петербург он, будучи поверенным в делах в Гессенском княжестве, познакомился с красивой, робкой и сдержанной принцессой Гессенской Алике, которой суждено было стать русской императрицей Александрой Федоровной.
Там, в Гессене, Бьюкенен не раз играл в теннис в клубе, куда приходил будущий царь Николаи II.
Назначенный послом в Петербург в 1910 году Бьюкенен выступил с самой высокой оценкой России как мировой силы и как союзника.
Сыграло свою роль и то, что у Бьюкенена сложились вполне доверительные отношения с Николаем II..
«Наши отношения, — писал по этому поводу Бьюкенен, — принимали все более близкий характер, и я лично горячо привязался к нему.
Его Величество обладал такими очаровательными манерами, что на аудиенциях я чувствовал себя как с другом, а не как с царем».
Доверительный характер отношений помог сближению России и Британии.
Остается только добавить, что сам Бьюкенен отличался точной оценкой процессов, происходящих в России, оценкой России как мировой силы и как союзника.
Старался для сближения двух стран и посол России Бенкендорф, который провел не один день в беседах с сэром Эдвардом Греем.
Как известно, в этом мире нет ничего тайного, и Германия прекрасно знала о крепнущем союзе Запада с Россией и улучшении отношений Санкт-Петербурга с Лондоном.
С 1908 по 1914 год секретарем русского посольства в Лондоне был некий Зиберт, который и поставлял всю имевшуюся в его распоряжении информацию в Берлин.
Со временем там накопилось достачно поставленных этим самым Зибертом сведений, позволявших делать однозначные выводы об укреплении отношений между Петербургом и Лондоном.
И все же складывается впечатление, что Германия не осознала всей важности заключенного соглашения. В Берлине полагали, что эти две державы прийти к согласию не смогут.
Одиноким голосом предостережения прозвучало мнение посла Германии в Петербурге: «Никто не может укорить Англию за подобную политику; можно только восхищаться, с каким искусством она осуществляет свои планы. Этим планам не обязательно приписывать антигерманскую направленность, и все же Германия является страной, более других затронутой этим соглашением».
С ним согласился только кайзер.
«Да, — написал он на полях донесения посла, — в общем и целом, это соглашение направлено на нас».
И посол Николсон знал подлинный смысл соглашения:
«Существовало подсознательное чувство, что посредством этого соглашения мы создаем оборонительные гарантии против нетерпимого доминирования одной державы».