Прощание славянки

Строительство флота, примирение с Францией и теперь с Россией были звеньями одной цепи. Европа не желала мириться с диктатом одной державы. Она восстанавливала посредством нового союза баланс сил.

Ставший в июле 1909 года германским канцлером Бетман-Гольвег не питал иллюзий на этот счет.

— Вы, — говорил он, — можете называть это «окружением», «балансом сил» или любым другим термином, но целью все равно является создание комбинации государств с целью, как минимум, дипломатическими средствами затмить Германию, чтобы замедлить полное развитие всех ее сил…

Новый канцлер достаточно быстро оценил особенности изменения политического ландшафта в Европе.

«Англия, — пишет он в мемуарах, — твердо заняла свое место на стороне Франции и России, следуя традиционной политике противостояния любой континентальной державе, сильнейшей на данный момент… Англия увидела угрозу в росте германского флота».

Тактика Бетман-Гольвега заключалась в следующем: добиться от Лондона обещания нейтралитета в случае конфликта Германии с Россией и Францией.

В качестве платы за такое обещание Германия готова ослабить темп своего военно-морского строительства.

Новый германский подход был встречен в Лондоне скептически.

— Я, — сказал Грей, — приветствую достижение взаимопонимания с Германией, но оно не должно подвергать угрозе наши договоренности с Францией и Россией…

Грея не устраивало то, что немцы могут добиться от Англии согласия на статус-кво в Европе, что будет означать фиксацию германского доминирования на континенте.

Грей и Асквит готовы были поддержать Россию и участвовать в военно-морской гонке.

Но все это делалось отнюдь не из-за дружеских чувств к этим двумя странам.

Цель всегда была одна и та же: любым способом не допустить Берлин на европейское господство. И для этого, Англия, надо полагать, пошла бы на союз с самим чертом.

В названии этой главы мы не случайно упоменули тех самых данайцев, чьих даров, как известно, следовало бояться.

Это к тому, что не надо всерьез воспринимать такого «союзника», какой являлась Великобритания.

Никаким другом России она никогда не была и вряд ли будет. А союзником была только по расчету.

Да, в конечном счете, Великобритания вступила в войну и внесла в общую победу определенный вклад.

Но мы видели, как странно она вступала в войну, до последнего момента стараясь стравить между собой великие европейские державы и остаться самой в стороне.

Другое дело, что вся эта мышиная возня выглядела тонкой и умной только в глазах английских правителей и политиков.

На самом деле ничего умного и изощренного в ней не было. А было все тоже неистребимое желание туманного Альбиона таскать из огня каштаны чужими руками.

Если же отбросить всю лирику и называть вещи своими именами, то в основе внешней политики Великобритании накануне Первой мировой войны лежало самое неприкрытое лицемерие, которое пронизывало ее практически во все времена.

«Лицемерие английских правящих кругов, — писал по этому поводу в своей книге „Внешняя политика Англии“ В. Г. Трухановский, — особенно изощренное в вопросах внешней политики, крайне осложняет задачу историка, исследующего внешнюю политику и роль английского империализма в международных отношениях».

Ибо в подавляющем большинстве случаев историк, когда он имеет дело с английскими официальными документами, речами политических деятелей, статьями в газетах и журналах, работами публицистов, сталкивается с тем, что известный леволейбористский публицист, К. Зиллиакус, называет «двоемыслием».

«В своих речах, — отмечал он, — английские деятели одновременно лелеют две несовместимые идеи: одна дает им моральное алиби и основу для речи и эмоций, а другая — является рабочим вариантом и основой для действия.

Именно это „двоемыслие“ жители континента называют английским лицемерием».

Его суть прекрасно выразил видный историк У. Н. Медликотт.

«Обычно говорят, — писал он, — что величайшей целью Англии является мир; что у нее нет честолюбивых территориальных претензий на европейском континенте; что тем не менее она будет воевать с целью помешать любой континентальной державе установить ее гегемонию над остальной Европой; что она также будет воевать, если понадобится защитить от нападения доминионы, колонии, зависимые от нее территории и коммуникации Британской империи; что она — при определенных обстоятельствах — будет воевать в защиту малых стран от агрессии; что она не будет воевать ни с одной страной только лишь потому, что ей не нравится внутренняя политика и методы внутреннего управления».

Что и говорить, звучит красиво и, я бы даже сказал, торжественно: величайшая цель, мир, защита…

Вся беда только в том, что все провозглашенные выше цели настолько же далеки от жизни, насколько патетически звучат.

Если же мы взглянем на историю, то очень быстро убедимся, что английские политики делали все, чтобы ввести в заблуждение не только своих врагов, но и своих союзников.