Противоположности

Градатский вернулся в комнату дочитать записи, а после напрочь скинул покрывало, начав с увлечением рассматривать тело. В гордом одиночестве он ощупал шею, нежно проходя мягкими подушечками пальцев, которые были способны уловить малейшую ямку на коже. Затем он с не меньшим интересом стал всматриваться в галстук, завязанный в нехилый морской узел. Он подтянул его к окну и под светом ещё внимательнее изучил. Внезапно плавный его взгляд перешёл на гардину, приметив на ней странные отметины, и тут же глаза Градатского заблестели и переметнулись уже к дверному проёму. Там ему приглянулись тонкие следы прямо на замочной скважине, и с ними он был осторожен и очень «мил», так как все его мысли отныне были посвящены этим следам. Через пять-шесть минут его вид стал ещё задумчивее. Объектом его сыска стала сама комната, он принялся без зазрения совести швыряться по ящикам и шкафам, пока не наткнулся на непримечательную книжонку «Культура плавания» с закладкой, которую он аккуратно вынул, ей была вырезка из газеты о морском круизе. Градатский улыбнулся и положил книгу на стол, продолжив искать презанятные вещицы. «Похоже, что работал здесь самый настоящий педант, боготворящий порядок», — размышлял он. Не смотря на давящую атмосферу, словно поршневой пресс, в комнате было всё сложено ровно по линеечке. От расположения бумаг на рабочем столе до книг на полках выложенных в алфавитном порядке по авторству. Градатский прошёлся по каждой и не досчитал двух «Либо их не было изначально, либо кто-то их достал почитать, а может… и нет. Судя по алфавиту…таак… «Б», такова фамилия автора. Хм, Байза, Бальзак, Банкрофт, Базу, — перечислял он в уме. — Всё остальное чтиво экзотичностью не отличается, а значит он не из тех, кто читает в захлёб и для души, а один из ведомых модой пёсик. А-а, значит скорее всего Бальзак». Он отошёл от полок к столу, приглядываясь к каждой трещине на дубе. «Какой интересный экземпляр этот мужчина, — с толей восторга. — Не только педант и модник, да ещё и повернутый». Градатский держал в руках стопку сложенных бумаг, удивляясь их загнутым углам. Каждый уголочек желтоватых листьев был согнут, а вся эта кипа помещена в мягкую тканевую обложку. «Какая радость! Обожаю параноиков!».

— Мой отец не параноик! — ответил молодой человек, стоя на входе.

— Не сказал бы… на лицо все признаки параноидального расстройства личности. Ах, — очнулся, — простите, если обидел. Константин Григорьевич Градатский. К Вашим услугам.

— Тимофей Савенин. Вы полицейский?

— Что-то вроде того. Называйте меня третьей стороной, — он положил бумаги обратно на стол и подошел к мужчине. — Так значит это Ваш отец?

— Да, — с грустью произнёс. — Сергей Георгиевич Савенин.

— Поведаете, что произошло?

— А Вы разве не в курсе?

— Предпочитаю живое общение чтению унылых полицейских отчётов.

— Хм… Сегодня был его день рождения. 55 лет. Юбилей, — отметил он. — Сначала мы скромно отпраздновали его дома в кругу самых близких, а этим вечером собирались уйти на праздничный ужин, где уже примут участие и деловые партнёры отца.

— Он был предпринимателем?

— Да, и не самым плохим. С молодости знаменит в узкой среде. Вот как уже больше тридцати лет плавает в этом болоте.

— И что же совсем один? Вы то, как погляжу, немного другого профиля.

— Вы намекаете на то, что я военный? Как узнали?

— Стойка прямо, взгляд вперёд, выправка солдачья, на ногу хромы от мозолей из-за берцев. Здесь всё просто.

— Недурно. Нет, у него есть секретарь… Шталов. Он тоже был сегодня днём.

— Всего один секретарь?

— Помимо него есть ещё разрядом ниже, но он работал лично при отце, практически вся документация лежит на его плечах.

— Ясно… продолжайте.

— Так вот, когда мы отобедали, то разошлись по своим делам, а отец сразу же ушёл в свою каморку… Примерно в два часа дня, именно в этом время раздался истошный крик одной из служанок. Мы с матушкой музицировали в отдельной комнате, пока не услышали вопли. А когда прибежали, то… увидели его… болтающимся на собственном галстуке.

— Как понимаю, Вы сняли тело?

— Да.

— И что думаете? Сам руки наложил или кто помог?

— Не знаю. А Вы что, думаете убийство?!

— Я просто спросил, — словно отмахнувшись от ответа, произнёс он. — Были ли причины для самоубийства, по-Вашему мнению?

— Нет. Не было. Утром всё было прекрасно. Отец в здравии и ясно мыслит, в делах всё гладко. Причин никаких.

— Ясно мыслит?

— Иногда… отец впадает в истерию. Не знаю почему и отчего. Он бормочет и беснуется, весь дёрганный и испуганный. Но такого уже давненько не наблюдалось.

Он мрачно опустил голову, посмотрев на лицо отца, и отвел мокрый взгляд прочь, прикрыв тело простыней. Градатский холодно на это смотрел.

— Скажите, был ли у кого-нибудь зуб на Сергея Георгиевича? Ну, кроме, конечно, деловых акул.

— Хм, с дядей они были не в ладах последнее время.

— Дядя?