Давид бежал и думал: больше никогда. Никогда. Если пронесет на этот раз, если все закончится хорошо, то больше никогда. Он молился и давал клятвы всем богам, только бы все было хорошо. И чтобы никто не узнал, особенно мама. Больше никогда.
Але пересчитал деньги, аккуратно расправил их.
– Все верно. Спасибо, брат. Бери, – он протянул ему часть.
Давид отчаянно замотал головой:
– Не надо.
Але пожал плечами, положил деньги в карман.
– Больше не проси о таком, – решился Давид.
– Да без проблем, – широко улыбнулся Алато. – Ты меня реально сегодня спас.
Давид не смог выжать ответной улыбки, на языке стояла горечь.
Мартино был прав.
Эта мысль будила другие – совсем уж стыдные. Не важно. Стыд и позор – не самое страшное, хотя раньше казалось именно так.
Мартино был прав.
Даже когда Алессандро сказал про нож – Давид почувствовал не столько страх, сколько болезненное возбуждение, словно от страшного момента фильма. Конечно – ведь все это происходило не с Давидом. Он не главный герой, а зритель, и может безопасно гулять по краю и наслаждаться острыми ощущениями. Зная, что не упадет, ведь у него, в отличие от Але, есть страховочный трос. Только вот неизвестно: почувствует ли он, если трос вдруг отцепится? Или осознает это уже в полете?
______________________________________
[1] Это символизм (ит.)
[2] Мивца, махсан – иврит; меркатино, полиция – итальянский.
[3] Granita – фруктовый лед по-сицилийски (ит.)
[3] Rondo Rivella – еще одна площадь Турина.
-8-
Загорелая кожа на фоне тонких золотых линий смотрелась и правда здорово: не зря всю прошлую неделю братья Фаллани провели на крыше, жарясь на солнцепеке. Розарио жаловался, что его уже тошнит от запаха мусса для загара.
Эти наряды – гвоздь программы Рашель – больше походили на украшения, чем на одежду: тонюсенькие полоски парчи на плечах, шифоновое нечто внизу, куча бисерного дождя. Фаладжи сидела верхом на Мартино, вооружившись коробкой красок и кисточкой – делала пробы макияжа. Друг откровенно млел, отчего ей приходилось повторять просьбы повернуться так или этак по нескольку раз.
– Ты правда это наденешь? – недоверчиво спросил Давид.
Он валялся рядом на матрасе, лениво перебирая расшитые бусинами одеяния, которые ожидали примерки.
– Угу, – улыбнулся Мартино, провожая взглядом поднявшуюся на ноги Рашель, – А что такого?
– Да ничего, – ухмыльнулся Давид. – Я слышал, Франческа записала вас с Заро в извращенцы.
– А, да, – фыркнул Розарио, – это было смешно, когда Рашель фотографировала нас на обложку каталога, а Мартино на минутку побежал домой в туалет и тут Риччи выходит и ка-ак заорет…
– Ну, главное чтоб учитель религии никогда этого не увидел, – рассмеялся Давид.
Мартино переглянулся с братом и поежился. Паола воспитывала сыновей как добрых католиков, а падре Джульермо обожал стращать учеников геенной огненной, и на Мартино эти речи производили гнетущее впечатление. Он не был особенно уверен, что где-то на облаке сидит ворчливый ангел и записывает в тетрадку что Мартино сделал и чего не делал, но… кто знает как оно все устроено по-правде?
– Заро, теперь ты, – позвала Фаладжи.
Мартино сел рядом с Давидом, щекотнув его по плечу парчовыми лентами. Давид сдул их в сторону. Он сначала тоже хотел участвовать, но позже раздумал: слишком большой шанс опозориться, ведь он никогда раньше такого не пробовал. Только кажется просто – дай себя нарядить, как новогоднюю елку, потом соверши кружок по дорожке и вернись. Но на деле – это же практически выступление перед кучей народу… И он отказался. Сейчас внутри боролись противоречивые чувства – сожаления, легкой зависти и облегчения.
Узоры на ткани будили воспоминания из детства: большая книга с чудесами, острый запах сандала и имбиря с корицей, ломаный английский…
– Слушай! – воскликнул Давид, – у меня есть старая книжка, я и забыл о ней. Там такие картинки трехмерные, Ноа с Нико точно понравятся. Надо отдать им.
– Угу, – пропыхтел Мартино, пытаясь расстегнуть одеяние и не порвать его при этом, – вот будет смешно, если я запнусь и грохнусь прямо там, – доверительно шепнул он.
– Да уж…
– Может все же выйдешь с нами? Рашель сделает, там всего лишь длину подшить.
– Нет. Я приду просто на вас посмотреть.
– Ну не бойся ты, там же не будет никого знакомого, даже родителей!
– Нет, я не могу, не хочу, и не уговаривай.
Мартино вздохнул.
– Ладно. Но ты клянешься, что придешь? Сфоткаешь нас.
– Конечно. Мне новый телефон подарили, вот как раз на него и сниму.
***