Птенцы велосипеда

Иногда Виола вспоминала Романа. С опытом она поняла, что, скорее всего, совершила ошибку, уйдя от него. Их с Давидом жизнь могла бы сложиться совсем иначе… У Петьки и до смерти отца порой случались запои, но теперь они стали чаще и проходили тяжелее. Его раздражало всё и бесили все. Петька вымещал плохое настроение на Виоле, потом выплакивал ей же свое горе, клялся в любви и снова пил, орал и ругался. Виола сама удивлялась, как мало действуют на нее теперь попытки играть на нервах. Единственное, что ее заботило – это благополучие сына. Пока удавалось сохранять вокруг него островок мира и покоя, но на сколько еще хватит у нее сил, а у Петьки – разума?

Когда одним поздним вечером островок с плеском ушел под воду, Виола не удивилась. И винила не столько Петьку, сколько себя, что, подсознательно ожидая катастрофы, все же тянула, надеялась, и вот теперь – не уберегла Давида от этой гнусной картины.

«Куда ты пошла?! Я не договорил! Я тебя никуда не выпущу! Стой, сука!»

Любила ли Виола Петьку? Она не могла ответить на этот вопрос. Она не была ему женой, но была его женщиной и защищала его интересы. Через руки Виолы ежедневно проходили крупные суммы, но взяла ли она у Петьки из кармана хоть шекель? Обида за незаслуженные оскорбления задушила бы ее, будь она той, прежней Виолой.

Она не позволила пьяному разъяренному Петьке и пальцем коснуться Давида, смогла оттолкнуть, хоть у самой на руках остались синяки. Все вернулось в точку отсчета – маленькая сумка, рыжий свет фонарей, они с сыном и шорох колеблемых ветром пальмовых листьев.

Мать Петьки, Римма, знала и Виолу, и Давида, всегда тепло принимала их у себя. Она всегда надеялась на то, что сын образумится, начнет другую, нормальную, жизнь… Рассказывая ей о случившемся, Виола понимала, что они обе продолжают совершать ту же ошибку, если можно назвать ошибкой жажду верить в лучшее и необходимость на что-то надеяться. Но надежда – хищное божество, лишь прикидывающееся добрым. Она требует жертв ничуть не меньших, чем другие.

Раздался звонок, потом удары.

– В ванную, быстренько, – шепнула Римма.

Петька не прекращал дубасить в дверь, пока та не открылась.

– Я знаю, она у тебя… Дай мне пройти!

Римма любила своего сына. Понимала, что значит для него утрата отца, нервная работа и вечное хождение по краю; она видела его прошлых пассий, возможно, с каждой из них была добра и приветлива; сын у нее один, а Виола… что Виола?

– Нет. Уходи, Петя. Иди домой, ты пьян.

– Да ты что-о? Я все равно войду, мне надо с ней поговорить!

– Не пущу! Иди проспись, утром поговорите!

– Мне надо сейчас!

– Петя, ты не в себе, как ты посмел тронуть Виолочку?! Я видела следы! Слышать тебя не хочу, вон!

Громко бахнула дверь, Виола изо всех сил прижала к себе Давида, чье сердце колотилось у нее под рукой быстро-быстро. Повернулся ключ в замке, занавеска душа отдернулась, заставив Давида вскрикнуть.

– Все хорошо, он ушел.

Римма присела, крепко обняла их обоих и заплакала.

Виола тупо смотрела на списки пунктов назначения. Мальдивы, Италия, Англия, Турция, Амстердам… Места, где она никогда не была, да не очень-то и мечтала. Украина серой строкой указывалась в самом низу.

Клик. Два билета.

В Израиле ее встретила только боль. Такая же, какая провожала из Киева в Таллин. Преследовала, как хищный зверь, и вот теперь загнала в угол. Стоило пережить все это, чтобы вернуться туда, откуда начала. В точку отсчета.

Она выбрала дату отлета, багаж…

А почему, собственно, все должно окончиться именно так? Виола не думала о других странах и городах, давным-давно ни о чём не мечтала – ведь это опасно. Мироздание чаще топит твои мечты, чем поднимает в небо. Она уже долгое время жила одним настоящим, как и советовали популярные цитаты в интернете. Но на деле это значило жить в постоянном страхе перед «завтра».

Что осталось от прежней девочки? Кто она теперь? Чтобы понять каким ты стал, нужно не вернуться назад, а напротив, заглянуть за горизонт.

***

Слезы безостановочно текли по лицу, щекотали подбородок, капали на руль машины. Виола радовалась тому, что это случилось утром, когда Ноа уже была в садике. Машину получилось припарковать косо, но Виола оставила ее так и бросилась к дому. Скорая помощь уже уехала, обе ведущие во двор створки оказались открыты. На лестнице Виолу встретила заплаканная Паола. Они обнялись. Давид с Мартино и Заро стояли у балюстрады, хмурые, непривычно молчаливые. Виола прижала к себе сына, глядя в дыру распахнутой двери Лоренцо Виетти. Странно и страшно было осознавать, что оттуда больше не раздастся ни музыка, ни сухой кашель, а кресло-качалка у парапета навечно останется пустым.

Даже Франческа Риччи притихла, перестала ворчать на беготню и плач детей. Ноа отреагировала бурно, у Виолы и Давида ушло несколько часов, чтобы успокоить ее и уложить в кровать. Весь следующий день они провели втроем за старой книжкой Давида, почти не выходя из дома и даже из комнаты. Периодически к ним прибегал Нико, залезал под одеяло рядом с подружкой, приносил ей сладости от Паолы.