Птенцы велосипеда

Субботним утром Виола выносила мусор и увидела, что все окна квартиры Виетти распахнуты настежь, а желтые шторы убраны в стороны.

Слышались шаги, позвякивание посуды. На высокой вешалке у окна висела мужская куртка. Виола вернулась во двор, закурила, глядя на дверь Виетти. Вскоре та открылась.

– Здравствуйте.

– Доброе утро, – отозвалась Виола, оглядев сына Лоренцо.

Ее кольнуло чувство вины за неуместное любопытство, и Виола поспешно отвела глаза.

– Вы, наверное, соседка отца? – помолчав, спросил он. – Я Массимо Виетти.

– Очень приятно. Мы все здесь его соседи. – Виола потушила сигарету и сделала шаг к Массимо. – Искренне соболезную. Лоренцо был чудесным человеком.

Мужчина склонил голову, сложил руки на груди, будто защищаясь. Он был выше и крупнее сухощавого отца, темные волосы вились непокорными волнами, а в линии губ и подбородка сквозило знакомое упрямство. У Лоренцо оно помнилось насмешливым, у Массимо выглядело горьким.

Виола всем существом ощущала тяжесть повисшей в воздухе паузы: сын Виетти искал благовидный предлог, чтобы остаться в одиночестве и не имел сил его найти.

– Да, я слушаю.

Виола приложила к уху телефон, извиняющимся жестом махнула рукой Виетти. Тот кивнул с явным облегчением и закрыл дверь.

Поднявшись на пролет, Виола вернула мобильник на место, сунула в рот и подожгла недокуренную сигарету, прислонилась к стене. Глаза снова обожгли слезы.

Странно, но его квартира ощущалась более жилой, чем раньше. Только вот окна… Лоренцо не раз говорил, что картинам вреден яркий свет. Но нельзя винить Массимо – темнота и неподвижный воздух слишком напоминали бы склеп.

Лоренцо умел скрывать чувства под безупречным блеском изысканных манер, Массимо явно избрал иной путь. Судя по скупым упоминаниям о нем Лоренцо, сын довольно долго жил отшельником. А тут навалилось все сразу – терпеть соболезнования незнакомцев, устраивать похороны, решать вопрос с квартирой, делать вид, что узнает давно забытых родственников… И само горе.

Поздно вечером Виола уложила Ноа и опять спустилась, не вполне уверенная, что поступает верно. Цветущие на соседней улице липы распахлись, весь дом пропитался ароматом не менее сладким, чем цвет акаций два месяца назад. Под дверью Виетти виднелась полоска света, еле слышно играла музыка. Виола прислушалась и глубоко затянулась, смаргивая влагу с ресниц. Лоренцо любил арию Неморино[1]. Виола знала со слов дочери, что парень с красивым именем – счастливый дурак. «Почему дурак?» – спрашивала Ноа своего наставника. «Потому что влюблен», – смеялся Лоренцо.

Виола уже не знала, что заставляет ее плакать: собственная печаль или отголоски чувств человека за узкой деревянной дверью. Она сама-то может в любой момент подняться домой, прижать к себе детей, осознать: все хорошо. И какие бы ошибки она ни совершила, еще не поздно их исправить.

На похоронах Массимо держался прямо и был так туго затянут в костюм, словно боялся распасться на части. Людей пришло немного: десяток стариков, две строгих дамы с черными зонтами. Младших детей с собой не брали. Сильно пахло дождем, сырой землей и ладаном. Давид встал не рядом с Мартино, а возле Рикардо – интересно, почему? Снова поссорились? У Заро развязался шнурок. Паола беззвучно шептала, словно подсказывая слова священнику: у Фаллани куча родни, похороны для нее – обычное дело. Пальцы в кармане перебирали какие-то крошки. Нужно вытряхнуть тренч… Мозг цеплялся за несущественные мелочи, чтобы не думать о черном провале в центре облицованной мрамором стены, куда встала ажурная каменная урна. Стоило смолкнуть эху последнего слова, как Массимо резко повернулся и пошел прочь. Виола помедлила секунду и направилась за ним.

На потрескавшихся деревянных перилах ограды блестели от росы белые кружева грибов. Виетти поглаживал неровные края пальцем. Виола остановилась за его спиной. Нужно было как-то объяснить свое присутствие, желание утешить, но что можно сказать? Снова выразить соболезнования? Официальные слова всегда звучат пошло.

– Лоренцо любил такие пасмурные дни, без ветра, – тихо сказала она и тоже облокотилась на перила. – Говорил, что колечки дыма получаются лучше и… как будто кусочки облаков. Вы курите? – спросила Виола, доставая пачку.

– Да. Нет. – Он потер ладонью лицо, встряхнул волосами и повернулся к ней. – Я бросил.

– Простите, – сказали они в унисон.

Виола сунула сигареты назад.

– Не стоило уходить, – качнул головой Виетти, оглядываясь на перешептывающихся гостей у стены.

– Ну что вы, все поймут, – возразила Виола.

Массимо помолчал, упрямо сжав губы.

– Ему бы не понравилось. – неожиданно сказал он. – Церемония. Урна. Цвет стены. Я немного времени проводил с отцом и мало смыслю в том, что он любил, зато отлично знаю, что ему не нравилось.

– А он говорил о вас, – улыбнулась Виола.

– С вами? – недоверчиво свел брови мужчина, но тут же опустил взгляд. – Простите, просто он… не считал правильным впускать в страну иммигрантов. Раньше. Наверняка отец сильно изменился, – растерянно добавил Массимо и спохватился: – Я не хотел… То есть, не имел в виду, что вы…