Пуговица Дантеса

«Господин барон Геккерн оказал мне честь принять вызов на дуэль его сына г-на б.[арона] Ж. Геккерна. Узнав случайно? по слухам? что г-н Ж. Геккерн решил просить руки моей свояченицы мадемуазель К. Гончаровой, я прошу г-на барона Геккерна-отца соблаговолить рассматривать мой вызов как не бывший» [18].

Геккерен получил послание 16 ноября. Именно в этот день могла быть поставлена окончательная точка в деле о дуэли между Пушкиным и Дантесом. Могла быть. Но этого не произошло. Всё только начиналось…

В тот момент, когда всем участникам указанных событий, казалось, оставалось лишь свободно вздохнуть, вдруг взбрыкнул Дантес. По его мнению, письмо Пушкина хоть и было отказным, но слишком обнажало подоплеку дела. На виду оказывалось то, что так тщательно скрывалось: дуэль.

К Пушкину явился секундант Дантеса виконт д’Аршиак, принесший ответ на письмо:

«Милостивый государь. Барон де Г.[еккерн] только что сообщил мне, что он был уполномочен г. […] уведомить меня, что все те основания, по каким вы вызвали меня, перестали существовать и что поэтому я могу рассматривать это ваше действие как не имевшее места. Когда вы вызвали меня, не сообщая причин, я без колебания принял вызов, так как честь обязывала меня к этому; ныне, когда вы заверяете, что не имеете более оснований желать поединка, я, прежде чем вернуть вам ваше слово, желаю знать, почему вы изменили намерения, ибо я никому не поручал давать вам объяснения, которые я предполагал дать вам лично. – Вы первый согласитесь с тем, что прежде чем закончить это дело, необходимо, чтобы объяснения как одной, так и другой стороны были таковы, чтобы мы впоследствии могли уважать друг друга.

Жорж де Геккерн» [19].

С первого взгляда понятно, что Дантес в кои веки решил поиграть в самостоятельного и независимого от чьей-либо воли мусье. Вне всякого сомнения, это неуважительное письмецо было начертано им в отсутствие барона Геккерена. Драться – так драться! Кавалергард он – или так, хрупкий круассан?! Словом, г-н Пушкин, мсье Жорж Шарль Геккерен к вашим услугам…

Мало того, француз даже умудрился начертать проект письма, который бы его полностью удовлетворил.

Из сохранившегося черновика данного письма: