«На немецком курорте молодой француз ухаживал за красивой русской дамой, вовсе не безразличной к его вниманию. Ее простоватый муж не питал ни малейших подозрений насчет того, что затевалось у него под носом. Более проницательный друг посоветовал ему немедленно увезти жену назад в деревню, напоминая ему, что сезон охоты начался, и добавил: “Главное, вовремя, потому что рога уже слышны”» [23].
Шестнадцатого Пушкины были приглашены на именины к Екатерине Андреевне Карамзиной[47]
. Праздник – не поминки; поэтому все были веселы, шутили, много ели-пили… Лишь Александр Сергеевич выглядел несколько подавленным.Во время застолья он неожиданно склонился к сидевшему рядом с ним Владимиру Соллогубу и скороговоркой сказал:
– Завтра же ступайте к д’Аршиаку. Главное, условьтесь с ним насчёт материальной стороны дела. Чем кровавее – тем лучше. И никаких объяснений!..
Соллогуб ничего не ответил. Он знал, что возражать не имело смысла…
Смысла отговаривать Пушкина действительно не было. Поэт для себя уже всё решил. Встретив вечером на большом рауте в австрийском посольстве д’Аршиака, он заявил:
– Вы, французы, очень любезны. Знаете латынь и прочее… Когда же вы стреляетесь, то становитесь в тридцати шагах. У нас, русских, иначе: чем меньше объяснений, тем беспощаднее поединок…
Потом Пушкин вошёл в залу, где под яркими свечами блистал весь высший свет. По случаю траура (накануне умер французский король Карл X) женщины были в тёмных платьях. Исключение составляла Екатерина Гончарова, приехавшая в белом; рядом любезничал Дантес. Смотреть на эту парочку Пушкино было неприятно. Через какое-то время он подошёл к Катрин и что-то стал яростно ей говорить, указывая глазами на кавалера. Впрочем, досталось и Дантесу…
В. Соллогуб: «Пушкин приехал поздно, казался очень встревожен, запретил Катерине Николаевне говорить с Дантесом и, как узнал я потом, самому Дантесу высказал несколько более чем грубых слов. С д’Аршиаком, статным молодым секретарём французского посольства, мы выразительно переглянулись, но разошлись, не будучи знакомы. Дантеса я взял в сторону и спросил его, что он за человек.
“Я человек честный, – отвечал он, – и надеюсь скоро это доказать”. Затем он стал объяснять, что не понимает, чего от него Пушкин хочет; что он поневоле будет с ним стреляться, если будет к тому принуждён, но никаких ссор и скандалов не желает» [24].
Казалось, ещё немного, и Пушкин сорвётся. Лишь присутствие высокопоставленных особ сдерживало поэта от необдуманного поступка. Наконец, быстро развернувшись, он покинул посольство.
К счастью, его жена в тот вечер осталась с детьми дома…
Ехать к д’Аршиаку не хотелось, тем более что Соллогуб его почти не знал. Сказать об этом прямо Александру Сергеевичу, пребывавшему в эти дни в самом скверном состоянии духа, он не решился. А потому направился прямиком к Дантесу. Однако француз отослал секунданта всё к тому же д’Аршиаку. «Жоржик» уже получил нагоняй от отца, присмирел. Было ясно, что именно им, Дантесом, было нарушено хрупкое перемирие. Вот и в разговоре с Соллогубом он был чрезмерно осторожен. Хотя признался, что хочет жениться на Екатерине Гончаровой, добавив при этом: