Путь истины. Очерки о людях Церкви XIX–XX веков

Владыке Антонию суждено было сыграть ключевую роль в смуте, возникшей вокруг сформировавшегося учения об имяславии. Он признавал, что книга схимонаха Илариона «произвела большое впечатление на афонских монахов», написана «ярко, с большим подъемом» (61, т. 1, с. 299). Но именно на Афоне вспыхнула полемика, имяславие там было названо «новым еретическим учением», и это мнение было доведено до авторитетного архиепископа Волынского. Издаваемый Почаевской лаврой журнал «Русский инок» – очевидно, с благословения владыки Антония – в феврале 1912 года публикует резко критическую рецензию на книгу «На горах Кавказа». В 10 номере «Русского инока», в том же году, уже сам владыка, не читавший «На горах Кавказа», публикует свой комментарий к книге, основанный на мнении близких ему людей: «…Самое имя Иисус не есть Бог… Скорблю о том, что из-за этой книги произошло на ев. Афоне великое смятение и ссоры… Это никого не радует, кроме диавола, воспользовавшегося высокоумием мало учившегося богословию автора и исполнившего его последователей таким гневом» (61, т. 1, с. 357). Вождь имяславцев иеромонах Антоний Булатович начинает публичную полемику с архиепископом Волынским, и в этой борьбе все нарастающее взаимное ожесточение оппонентов завело обоих намного дальше здравого смысла и учения Церкви. В новой статье владыки, опубликованной в 15 номере «Русского инока», ощутимы уже раздражение и нетерпимость, местами развязность и грубость тона: «На Афоне продолжаются распри по поводу книги впавшего в прелесть схимонаха Илариона “На горах Кавказа”, весьма сходной с хлыстовщиной… Очень печально, что враг нашего спасения заразил гордынею и упрямством афонских подвижников и некоторых из них подвиг более верить самочинному пустыннику Илариону, чем самой Св. Церкви…» (61, т. 1, с. 359, 361). Дальше – больше: в частных письмах владыка выражает скорбь по поводу усиления «ереси, точнее, шайки сумасшедших, предводимых честолюбивым гусаром», говорит о необходимости «привести три роты солдат и заковать нахалов», а «Булатовичей всех прогонять и лишать монашества» (61, т. 1, с. 390). Увы, так и случилось.

Доклад владыки Святейшему Синоду об имяславии был выдержан в резких тонах, при этом отличался «публицистической заостренностью» и «крайней скудостью богословского содержания» (см. 61, т. 1, с. 484–491), но обер-прокурор В. К. Саблер «смотрел на это дело глазами архиепископа Антония Волынского». Царская власть, для которой авторитет архиепископа Антония был бесспорен, использовала силу для прекращения богословского спора. Русский посол в Константинополе М. Н. Гире, растерявшийся из-за конфликта в русском монастыре на Афоне, также прислушался к мнению владыки Антония и в таком духе повлиял на Константинопольского патриарха, дабы поскорее загасить неприятную церковную смуту. (Другое дело, что Патриарх Герман воспользовался этой смутой для ослабления и вытеснения русских с Афона, но такой опытный политик, как владыка Антоний, об этом почему-то не подумал). По мнению епископа Илариона (Алфеева), «архиепископу Антонию был глубоко чужд тот дух мистицизма, которым пронизана книга “На горах Кавказа”… Будучи воспитан в традициях русской академической науки, впитавшей в себя дух латинской схоластики и протестантского рационализма, архиепископ Антоний оказался неспособен воспринять иную богословскую традицию, сформировавшуюся на протяжении столетий в афонских монастырях» (61, т. 1, с. 490). Ближе ему оказались взгляды его любимого писателя. «В русском христианстве, – с одобрением истолковывает он Достоевского, – нет даже мистицизма, а только проповедь любви» (цит. по: 12, с. LXIII). Такого рода «духовный рационализм» позднее приводил его подчас едва ли не к утилитарному представлению о роли Церкви в мире.

Как бы то ни было, фактически именно владыка Антоний способствовал широкой известности важного, но достаточно специального богословского вопроса. Разгорелась публичная, с ненужной ожесточенностью полемика. Позднее по его внушению несколько сот русских иноков – сторонников имяславия были силою вывезены с Афона и подверглись наказаниям, что осложнило положение русского монашества на Афоне. Между тем такие разные люди, как Оптинский старец Варсанофий (Плиханков), православный публицист М. А. Новоселов, философ С. Н. Булгаков и священник Павел Флоренский, находили правду в идее имяславия.

В этом «Афонском деле» можно увидеть весь подход владыки Антония к вопросам существования Церкви в России, его нетерпимость к инакомыслию, доходящую до агрессивности, его верность узко рационалистическому пониманию православного учения, его убежденность в необходимости слияния и взаимопомощи Церкви и государства. Он видел нараставший кризис в церковной жизни, но упрощенно понимал его как влияние врагов изнутри и извне, уповая на усиление поддержки Церкви со стороны государства.