Читаем Путь к сути вещей: Как понять мир с помощью математики полностью

Из всех математических понятий истину одновременно проще всего и сложнее всего объяснить. Если вы хотите объяснить число 2, вы можете показать два апельсина. Если вы хотите объяснить, что такое треугольник, вы можете показать треугольник. Но если вы хотите объяснить, что такое истина для математиков, что вам показать?

Благодаря этому вымыслу математики разрабатывают новые подходы к реальности и новые способы мысли, которые на протяжении истории доказали свое могущество и плодотворность.

Объекты вымысла через конкретное и интуитивное воплощение становятся новыми концептами, обогащающими наше понимание. Они словно выходят из вымысла и становятся «реальными», воплощенными, как число 2 воплощено у нас перед глазами, когда мы видим два апельсина.

В этом процессе возвращения к реальности все математические объекты теряют совершенство, но сохраняют основные характеристики, в которых заключался интерес их бытия в вымысле. Может быть, апельсин и не истинный шар, но он все равно круглый.

Все – кроме одного. Главный герой словно застревает в вымысле. В реальном мире ничто не бывает истинным в том смысле, как это понимают математики.

И когда сон развеивается, математическая истина мгновенно исчезает, словно джинн, вернувшийся в бутылку.

Воображаемый друг

Я настолько привык к такому образу мышления, что он уже даже не кажется мне странным.

Но когда я пытаюсь взглянуть на него извне, я вынужден признать, что он все же довольно странен. Я не знаю никакой другой человеческой деятельности, которая проходила бы в таком бешеном круговороте реального и воображаемого. С такой точки зрения весь подход кажется совершенно сумбурным.

Все равно что математики вели бы беседы с воображаемым другом и он раскрывал бы им тайны окружающего мира. Непонятно, как такое вообще получается.

Постоянные недопонимания, что является воображаемым, а что нет, портили понимание математики на всем протяжении истории.

Да, есть так называемые мнимые числа, но они не более и не менее мнимые, чем так называемые действительные числа, а те, в свою очередь, не более и не менее действительны, чем так называемые рациональные числа.

Введение каждого нового типа чисел вызывало крайнюю неловкость не только у общественности, но и у самих математиков, включая тех, кто вводил эти новые числа.

В XIX веке еще находились серьезные математики, утверждавшие, что отрицательные числа – лишь химеры. В XV–XVI веках их защитники дали им название абсурдные числа. С тех пор, видимо, изменилась сама реальность. Ранее абсурдные числа стали конкретными и очевидными. Они заполонили нашу жизнь. Чтобы осознать, что отрицательные числа не химеры, достаточно открыть банковский счет.

Кантора обзывали «шарлатаном», «ренегатом» и «совратителем юношества» за то, что ему удалось спокойно и точно рассказать о бесконечности. По сути, ему ставили в вину, что он сделал осязаемым то, что должно было оставаться неуловимым. С точки зрения теологии математики занимаются недобросовестной конкуренцией.

«Сущность математики заключена в ее свободе», – говорил Кантор. Свобода математиков – обращаться с воображаемыми вещами как с реальными, как только они становятся «истинными». На этой почве математики даже считают их «конкретными».

Оказалось, что этот подход работает великолепно. Естественно, что математики не остановятся на таком удачном пути. Они продолжают забавляться сверхъестественными или чудесными свойствами своих конструкций. Они манипулируют идеалами, спектральными последовательностями, функторами отрицания. Они изучают загадочный объект, именуемый Монстром и обитающий в размерности 196 883. А в алгебре есть конструкция, которая называется мошенничество Мазура–Эйленберга

.

Реально странная штука

Процесс понимания математики уже сам по себе странен. Но вот процесс открытия и творчества еще причудливее. Это настолько особый и озадачивающий опыт, что о нем сложно говорить, не прослыв блаженным.

Один из самых выбивающих из колеи моментов – внезапность, с которой приходят идеи, без усилий и почти всегда не к месту. Они «как будто призваны из небытия», если повторить выражение Гротендика.

В очень серьезной статье за авторством Боба Томасона и Тома Тробо можно узнать, что вклад второго автора (на тот момент уже умершего) сводился к явлению во сне первому автору, чтобы указать ему решение.

Один из моих близких друзей, превосходный математик, чье имя я называть не стану, недавно признался мне, что его как-то посетило очень четкое ощущение – которым он так и не рискнул поделиться, – что величайшие идеи за всю его карьеру подсказал ему непосредственно Бог (притом что он яростный атеист).

Что касается меня, я никогда не чувствовал ничего подобного. Мне просто казалось, что я могу левитировать и проходить сквозь стены.

Перейти на страницу:

Похожие книги

История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных
История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных

Эта книга, по словам самого автора, — «путешествие во времени от вавилонских "шестидесятников" до фракталов и размытой логики». Таких «от… и до…» в «Истории математики» много. От загадочных счетных палочек первобытных людей до первого «калькулятора» — абака. От древневавилонской системы счисления до первых практических карт. От древнегреческих астрономов до живописцев Средневековья. От иллюстрированных средневековых трактатов до «математического» сюрреализма двадцатого века…Но книга рассказывает не только об истории науки. Читатель узнает немало интересного о взлетах и падениях древних цивилизаций, о современной астрономии, об искусстве шифрования и уловках взломщиков кодов, о военной стратегии, навигации и, конечно же, о современном искусстве, непременно включающем в себя компьютерную графику и непостижимые фрактальные узоры.

Ричард Манкевич

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Математика / Научпоп / Образование и наука / Документальное
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина

Теория эволюции путем естественного отбора вовсе не возникла из ничего и сразу в окончательном виде в голове у Чарльза Дарвина. Идея эволюции в разных своих версиях высказывалась начиная с Античности, и даже процесс естественного отбора, ключевой вклад Дарвина в объяснение происхождения видов, был смутно угадан несколькими предшественниками и современниками великого британца. Один же из этих современников, Альфред Рассел Уоллес, увидел его ничуть не менее ясно, чем сам Дарвин. С тех пор работа над пониманием механизмов эволюции тоже не останавливалась ни на минуту — об этом позаботились многие поколения генетиков и молекулярных биологов.Но яблоки не перестали падать с деревьев, когда Эйнштейн усовершенствовал теорию Ньютона, а живые существа не перестанут эволюционировать, когда кто-то усовершенствует теорию Дарвина (что — внимание, спойлер! — уже произошло). Таким образом, эта книга на самом деле посвящена не происхождению эволюции, но истории наших представлений об эволюции, однако подобное название книги не было бы настолько броским.Ничто из этого ни в коей мере не умаляет заслуги самого Дарвина в объяснении того, как эволюция воздействует на отдельные особи и целые виды. Впервые ознакомившись с этой теорией, сам «бульдог Дарвина» Томас Генри Гексли воскликнул: «Насколько же глупо было не додуматься до этого!» Но задним умом крепок каждый, а стать первым, кто четко сформулирует лежащую, казалось бы, на поверхности мысль, — очень непростая задача. Другое достижение Дарвина состоит в том, что он, в отличие от того же Уоллеса, сумел представить теорию эволюции в виде, доступном для понимания простым смертным. Он, несомненно, заслуживает своей славы первооткрывателя эволюции путем естественного отбора, но мы надеемся, что, прочитав эту книгу, вы согласитесь, что его вклад лишь звено длинной цепи, уходящей одним концом в седую древность и продолжающей коваться и в наше время.Само научное понимание эволюции продолжает эволюционировать по мере того, как мы вступаем в третье десятилетие XXI в. Дарвин и Уоллес были правы относительно роли естественного отбора, но гибкость, связанная с эпигенетическим регулированием экспрессии генов, дает сложным организмам своего рода пространство для маневра на случай катастрофы.

Джон Гриббин , Мэри Гриббин

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Научно-популярная литература / Образование и наука
Древний Египет
Древний Египет

Прикосновение к тайне, попытка разгадать неизведанное, увидеть и понять то, что не дано другим… Это всегда интересно, это захватывает дух и заставляет учащенно биться сердце. Особенно если тайна касается древнейшей цивилизации, коей и является Древний Египет. Откуда египтяне черпали свои поразительные знания и умения, некоторые из которых даже сейчас остаются недоступными? Как и зачем они строили свои знаменитые пирамиды? Что таит в себе таинственная полуулыбка Большого сфинкса и неужели наш мир обречен на гибель, если его загадка будет разгадана? Действительно ли всех, кто посягнул на тайну пирамиды Тутанхамона, будет преследовать неумолимое «проклятие фараонов»? Об этих и других знаменитых тайнах и загадках древнеегипетской цивилизации, о версиях, предположениях и реальных фактах, читатель узнает из этой книги.

Борис Александрович Тураев , Борис Георгиевич Деревенский , Елена Качур , Мария Павловна Згурская , Энтони Холмс

Культурология / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / История / Детская познавательная и развивающая литература / Словари, справочники / Образование и наука / Словари и Энциклопедии