Читаем Путь к сути вещей: Как понять мир с помощью математики полностью

Невозможный рассказ

«Начала» Евклида, один из древнейших трактатов по официальной математике, написаны 2300 лет назад. С тех самых пор математику представляют как логическую, дедуктивную науку. Вторая часть истории, про невидимые действия в нашей голове, была скрыта.

До последних 10 лет у нас не было удовлетворительного способа представить работу собственного интеллекта.

По сути, единственной моделью в нашем распоряжении было механическое дедуктивное рассуждение. Эта модель существует с античных времен. Ее метафора – счет

. Его латинизированное название, «калькуляция», происходит от слова calculus, что означает «камешек» и отсылает к камешкам, которые в то время использовались в счетах. На протяжении веков эта метафора воплощалась в различных материальных объектах: сначала в счетах, потом в станках, сегодня в микропроцессорах. Постепенно она стала синонимом математики и рациональности – а то и интеллекта в целом.

Эта категорическая бессмыслица лишила нас возможности связать математику с повседневным человеческим опытом.

Разумеется, мы всегда знали, что наш интеллект этим не ограничивается. Мы знали, что есть что-то еще, нечто загадочное, что мы называли духом, интуицией, третьим глазом или шестым чувством, о чем не могли упомянуть, не обращаясь к паранормальному регистру.

Единственными моделями в нашем распоряжении были магические и сверхъестественные сущности, неподконтрольные нам, привилегия общения с которыми была доступна лишь немногочисленной элите, обладающей особым даром. Эти модели практически не изменились с доисторических времен.

Даже наш язык был для нас загадкой. Кто придумал слова? Как нам удается понимать смысл фраз? Какова природа концептов? Наука едва коснулась этих вопросов. Они принадлежали области метафизики и теологии.

Но ведь математика – это прежде всего вопрос пластичности мозга. Понять математику – значит перепрограммировать свою интуицию. В тайных техниках математиков паранормального не больше и не меньше, чем в техниках, позволивших Бену Андервуду видеть мир, щелкая языком.

Пока наша мыслительная деятельность казалась нам чем-то магическим, объяснить математику было невозможно по существу.

Написать эту книгу мне позволила встреча с алгоритмами глубокого обучения. Они внушили мне уверенность в ценности моего свидетельства и позволили связать субъективный опыт с достаточно рациональными вещами, чтобы их можно было рассказать за пределами частной беседы.

Недостающим ингредиентом моего курса введения в математику был рассказ о человеческом опыте. Если человеческое понимание является истинной задачей математики, значит, механизмы этого понимания должны быть частью преподавания. Человеческий вклад не может быть побочной темой, изложенной неформально в виде отдельных историй.

Но на протяжении тысячелетий такой рассказ был невозможен. Ни метафора счета, ни метафора магии не позволяли изложить его беспристрастно.

При интерпретации в рамках глубокого обучения странные явления, окружающие математическое понимание, перестают для меня быть странными. Да, как я уже говорил, идеи приходят невпопад, «как будто призваны из небытия», и это нормально. Да, пластичность – это незаметный, медленный механизм, который работает сам по себе и без целенаправленного усилия, если только мы видим правильные образы. Да, ключ к пониманию – заставить себя воображать разные вещи как раз тогда, когда мы их еще не понимаем, что очень мало кто себе позволяет. Да, обращать внимание на мелкие детали, которые нас беспокоят, критически важно. (Сама техника картезианского сомнения странно похожа на «состязательные» техники, которые используются, чтобы ускорить схождение обучающих алгоритмов).

Концепты у нас в голове не сверхъестественные сущности из параллельного мира, а мысленные представления, выстроенные нашим мозгом. Эти представления – плод нейронного обучения, позволяющего нам интерпретировать и «видеть» мир.

Математические концепты, которые там находятся, не более и не менее реальны, чем все остальные. Единственная разница – они туда попали усилием воображения, а не путем непосредственного наблюдения за физическим миром. Именно в этом – и только в этом – смысле они являются воображаемыми. Стоит нам их понять, как математические концепты становятся такими же очевидными, как слоны.

Пробуждение к математике

На протяжении тысячелетий способ рассказывать о математике сделал ее непостижимой для большинства. Сейчас у нас есть возможность рассказать о ней иначе.

Обучение математике должно быть психомоторным процессом, как и все остальные, доступным для самого широкого круга, в точности как обучение плаванию или езде на велосипеде. Но неверные представления о природе нашего языка и работе мысли препятствуют этому простому и непосредственному обучению. Они блокируют действия, позволяющие учиться.

Перейти на страницу:

Похожие книги

История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных
История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных

Эта книга, по словам самого автора, — «путешествие во времени от вавилонских "шестидесятников" до фракталов и размытой логики». Таких «от… и до…» в «Истории математики» много. От загадочных счетных палочек первобытных людей до первого «калькулятора» — абака. От древневавилонской системы счисления до первых практических карт. От древнегреческих астрономов до живописцев Средневековья. От иллюстрированных средневековых трактатов до «математического» сюрреализма двадцатого века…Но книга рассказывает не только об истории науки. Читатель узнает немало интересного о взлетах и падениях древних цивилизаций, о современной астрономии, об искусстве шифрования и уловках взломщиков кодов, о военной стратегии, навигации и, конечно же, о современном искусстве, непременно включающем в себя компьютерную графику и непостижимые фрактальные узоры.

Ричард Манкевич

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Математика / Научпоп / Образование и наука / Документальное
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина

Теория эволюции путем естественного отбора вовсе не возникла из ничего и сразу в окончательном виде в голове у Чарльза Дарвина. Идея эволюции в разных своих версиях высказывалась начиная с Античности, и даже процесс естественного отбора, ключевой вклад Дарвина в объяснение происхождения видов, был смутно угадан несколькими предшественниками и современниками великого британца. Один же из этих современников, Альфред Рассел Уоллес, увидел его ничуть не менее ясно, чем сам Дарвин. С тех пор работа над пониманием механизмов эволюции тоже не останавливалась ни на минуту — об этом позаботились многие поколения генетиков и молекулярных биологов.Но яблоки не перестали падать с деревьев, когда Эйнштейн усовершенствовал теорию Ньютона, а живые существа не перестанут эволюционировать, когда кто-то усовершенствует теорию Дарвина (что — внимание, спойлер! — уже произошло). Таким образом, эта книга на самом деле посвящена не происхождению эволюции, но истории наших представлений об эволюции, однако подобное название книги не было бы настолько броским.Ничто из этого ни в коей мере не умаляет заслуги самого Дарвина в объяснении того, как эволюция воздействует на отдельные особи и целые виды. Впервые ознакомившись с этой теорией, сам «бульдог Дарвина» Томас Генри Гексли воскликнул: «Насколько же глупо было не додуматься до этого!» Но задним умом крепок каждый, а стать первым, кто четко сформулирует лежащую, казалось бы, на поверхности мысль, — очень непростая задача. Другое достижение Дарвина состоит в том, что он, в отличие от того же Уоллеса, сумел представить теорию эволюции в виде, доступном для понимания простым смертным. Он, несомненно, заслуживает своей славы первооткрывателя эволюции путем естественного отбора, но мы надеемся, что, прочитав эту книгу, вы согласитесь, что его вклад лишь звено длинной цепи, уходящей одним концом в седую древность и продолжающей коваться и в наше время.Само научное понимание эволюции продолжает эволюционировать по мере того, как мы вступаем в третье десятилетие XXI в. Дарвин и Уоллес были правы относительно роли естественного отбора, но гибкость, связанная с эпигенетическим регулированием экспрессии генов, дает сложным организмам своего рода пространство для маневра на случай катастрофы.

Джон Гриббин , Мэри Гриббин

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Научно-популярная литература / Образование и наука
Древний Египет
Древний Египет

Прикосновение к тайне, попытка разгадать неизведанное, увидеть и понять то, что не дано другим… Это всегда интересно, это захватывает дух и заставляет учащенно биться сердце. Особенно если тайна касается древнейшей цивилизации, коей и является Древний Египет. Откуда египтяне черпали свои поразительные знания и умения, некоторые из которых даже сейчас остаются недоступными? Как и зачем они строили свои знаменитые пирамиды? Что таит в себе таинственная полуулыбка Большого сфинкса и неужели наш мир обречен на гибель, если его загадка будет разгадана? Действительно ли всех, кто посягнул на тайну пирамиды Тутанхамона, будет преследовать неумолимое «проклятие фараонов»? Об этих и других знаменитых тайнах и загадках древнеегипетской цивилизации, о версиях, предположениях и реальных фактах, читатель узнает из этой книги.

Борис Александрович Тураев , Борис Георгиевич Деревенский , Елена Качур , Мария Павловна Згурская , Энтони Холмс

Культурология / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / История / Детская познавательная и развивающая литература / Словари, справочники / Образование и наука / Словари и Энциклопедии