Мне никогда не наскучило бы любоваться этим пейзажем, но часам к девяти утра поезд свернул от реки и покатил по мокрым полям. Казалось, мы где-то в окрестностях Лондона, такими до абсурда знакомыми выглядели и серое небо, и заросли ежевики. Занятно было вдруг оказаться в английском пейзаже, ведь тем же вечером я впервые за долгое время увиделась со своей матерью.
Когда мне довелось очутиться в Америке, моя поездка началась с Порт-Анджелеса, города на северо-западе, где Реймонд Карвер прожил свои последние десять лет. В юности я взяла с собой на каникулы в Грецию его сборник «Все мы». До сих пор между страниц лежат засушенные лепестки бугенвиллеи и листочки оливы. А сами стихи мне запомнились. Многие из них вызревали как раз в этих краях, где я сейчас проезжала, или немного западнее, на полуострове Олимпик, с его пестрым ландшафтом, изрезанным маленькими бухтами и форельными ручьями — волшебное дополнение к многообразию жизни, в которой алкоголь уже не имел права голоса.
Мне давно хотелось здесь побывать, и когда я спросила маму, не хочет ли она составить мне компанию, я не удивилась, что она выбрала именно этот отрезок моего путешествия. Она прилетала вечерним рейсом, и я заехала в отель оставить чемодан и принять душ, а потом рванула в аэропорт Сиэтл/Такома, радуясь и слегка нервничая оттого, что мое одиночество будет нарушено.
Терминал был полон солдат в камуфляже, по большей части очень юных. Я наблюдала, как один парнишка встретился со своей девушкой. Они припали друг к дружке, забыв обо всем на свете. Я увидела маму в конце очереди, розовощекую и укутанную в стеганую куртку, с сумкой Оксфордского литературного фестиваля через плечо. Мы тоже крепко обнялись, она так и кипела от возбуждения. Вечером в Сиэтле мы распили по бутылочке пива и взахлеб делились новостями.
Мы взяли напрокат белый «форд», надежный, скромненький и недорогой, благодаря вайомингским номерам. На следующий день после завтрака мы отправились в Эдмондс и въехали на паром, идущий через пролив Пьюджет-Саунд в Кингстон. Трасса 101 вела нас по периметру полуострова Олимпик. Горы с заснеженными вершинами угрожающе подступали к нам. Я сверилась с картой, читая названия: хребет Ураганов, гора Обмана. Через пролив Хуан-де-Фука виднелись голубые призраки островов, а за ними неясная карандашная линия Канады.
В Порт-Анджелес мы попали ближе к вечеру, петляя между авторемонтными мастерскими и складскими постройками. Отель «Ред Лайон» располагался на главной улице. Из окна номера видна была молочно-голубая вода пролива, похожая на взбитое мороженое: там, вдали угадывалась Виктория. Здесь-то и рыбачил Реймонд Карвер на своих неказистых и ненадежных лодчонках. Он довольно неумело вязал морские узлы и не заботился о том, подходят ли они к случаю. А однажды у него кончился бензин, и он не решился позвать береговую охрану. Его снесло течением на запад, швырнуло на большой буй, и лодка едва не затонула.
По счастью, кто-то из рыбаков заметил его и отбуксировал обратно в гавань. Карвер легко отделался: единственным причиненным ущербом оказалась выразительная цветная отметина ниже кранцев, еще одно memento mori. Он был заядлым рыбаком, радовался улову, а потом с удовольствием его раздаривал. Конечно, то был, говоря словами критика Ричарда Форда, Хороший Реймонд, успешный писатель конца 1970-х и начала 1980-х годов, которому удалось вытащить себя из рукотворного ада, настоящей клоаки.
В отличие от своего друга Джона Чивера, Карвер никогда не пытался скрыть свое скромное происхождение. Он родился 25 мая 1938 года в городке Клетскени в Орегоне и был старшим из двух братьев. Его отец, рабочий на лесопилке, любил рыбачить и крепко пил. Реймонд-старший встретил свою будущую жену в арканзасском городке Леола, выйдя из таверны. «Он был пьян», — со слов матери записал Карвер в очерке «Жизнь моего отца». «Не знаю, почему я ему ответила. Его глаза блестели. К сожалению, я не могла предвидеть, что из этого выйдет»[335]
. В том же очерке Карвер рассказывает о родительских перепалках; как-то вечером отец пришел домой вдрызг пьяный, и мать выставила его за дверь, треснув по лбу увесистым дуршлагом. Случалось, она разбавляла его виски водой или выливала в раковину.Карверы поселились в штате Вашингтон, в знаменитой яблоками и хмелем Якиме. Рей был щекастым здоровяком, в школе не блистал, но читал взахлеб. Несмотря на пьянство отца, семья худо-бедно держалась на плаву до 1955 года, когда Карвер-старший потерял работу. Он в одиночку поехал в Калифорнию, где нашел место на лесопилке в Честере. Потом с ним что-то стряслось. Он прислал письмо, в котором говорилось, что он поранился грязной пилой. В пришедшей с той же почтой анонимной открытке сообщалось, что Карвер-старший находится при смерти и что он вовсю глушил неразбавленное виски.