Собираемая нами на палубе летучая рыба принадлежала уже к другому, значительно более крупному виду, знакомому мне еще с тех времен, когда я ходил на рыбную ловлю вместе с туземцами Фату-Хивы.
В течение трех суток плот влекло по направлению к этому острову, но затем подул сильный норд-ост, который послал нас в сторону атоллов Туамоту. Ветер вывел плот из Южного экваториального течения, и теперь мы попали в зону самых беспорядочных морских течений. Они то совершенно пропадали, то опять появлялись невидимыми реками, разветвляющимися во все стороны света. Признаками более сильного течения служили более крутые волны и понижение температуры воды, иногда на целый градус. Кроме того, мы могли судить о направлении и силе течения по разнице между положением нашего плота, исчислявшимся каждый день Эриком, и действительным его положением.
На подступах к самой Полинезии ветер вдруг стих, отдав нас предварительно на попечение слабому течению, которое, к нашему ужасу, потащило плот по направлению к Антарктиде. Правда, полного затишья не наступило, и мы поспешили поднять все имевшиеся паруса, чтобы использовать малейшее дуновение. За всё плавание не было случая, чтобы нас несло обратно в сторону Америки; минимальное продвижение за сутки составляло около 9 морских миль, или около 17 километров, в то время как средняя скорость за всё время плавания составляла 42,5 морских мили, или 78,5 километра в сутки,
Наконец пассат всё же сжалился над нами. Снова заступив на свою вахту, он честно принялся тащить и подталкивать разболтавшийся плот по направлению к финишу в новой, незнакомой нашему судну части света.
С каждым днем над нами кружило всё большее количество морских птиц. Однажды под вечер, когда солнце готовилось уже окунуться в море, мы обратили внимание на особое оживление в птичьей стае. Она заспешила на запад, не обращая внимания ни на нас, ни на летучих рыбок. С верхушки мачты мы убедились, что все птицы летят в одном направлении, — похоже было, что они видят сверху что-то, недоступное нашему глазу. Возможно также, что они руководствовались инстинктом, но во всяком случае было ясно, что они летят на ближайший остров, где расположены их гнёзда.
Мы повернули кормовое весло и постарались лечь точно на тот курс, которым летели птицы. Уже стемнело, но мы всё еще могли слышать крики замешкавшихся воздушных спутников, которые шли на фоне звездного неба тем же курсом, что и плот. Ночь была чудесной; в третий раз, с тех пор как мы отправились в путь, на небо выплыла почти полная луна.
На следующий день птичий гам над нами еще более усилился, и на этот раз не нужно было дожидаться вечера, чтобы приметить, какой курс изберут птицы: над самым горизонтом показалось необычное, стоявшее совершенно неподвижно облако. Все прочие облака появлялись легкими пушистыми хлопьями на краю неба на юге и следовали за пассатом через небосклон, пока не исчезали на западе. Так вели себя пассатные облака, когда я впервые познакомился с ними на Фату-Хиве, и точно так же шли они день и ночь высоко в небе над «Кон-Тики». Но это одинокое облако над горизонтом на юго-востоке не трогалось с места. Словно замерший в воздухе столб дыма, оно, казалось, неподвижно следило за проходившими мимо пассатными облачками. Такие неподвижно стоящие облака называются по-латыни кумулюнимбус. Полинезийцы этого не могли знать, зато они отлично знали, что под такими облаками лежит суша. Тропическое солнце накаляет песок и создает восходящий поток горячего воздуха, который конденсируется, достигнув лежащих выше более холодных слоев атмосферы.
Мы правили прямо на облачко, пока оно не исчезло в сумерках после заката. Дул ровный ветер, и «Кон-Тики» устойчиво держал курс с зафиксированным рулем, как всегда в хорошую погоду. В задачи вахтенного теперь входило в основном сидеть на истертой до блеска дощечке на верхушке мачты и стараться обнаружить какой- нибудь признак земли.
Всю ночь, при свете почти полной луны над нами с оглушительными криками кружили тучи птиц.