Путешествие на «Кон-Тики»

Бенгт уже храпел в своем спальном мешке, Эрик и Торстейн что-то горячо обсуждали, лежа в хижине, а Кнют то и дело выбегал на палубу, принюхивался к запаху листьев и снова спешил занести что-то в свой дневник.

В половине девятого Пука-Пука окончательно исчез в море за кормой, но с верхушки мачты мы еще до половины одиннадцатого могли различить слабую синюю полоску на горизонте. Но вот и она исчезла, и единственным признаком пройденной нами суши остался застывший высоко в небе кумулюнимбус. Птицы отстали, — они предпочитали, очевидно, держаться с наветренной стороны острова, чтобы под вечер, возвращаясь с полными желудками, лететь по ветру. Ряды золотых макрелей тоже заметно поредели, стало меньше лоцманов под плотом.

В ту ночь Бенгт заявил, что соскучился по письменному столу, — он уже протер все бока, читая лежа. А вообще он даже рад, что мы промахнулись на этот раз, так как у него еще не прочтены три книги. Торстейну вдруг захотелось яблока; а я проснулся внезапно среди ночи, услышав отчетливый запах жареной баранины с луком. Оказалось, что это всего-навсего чья-то грязная рубаха.

На следующее утро мы обнаружили уже два неподвижных облачка, повисших над горизонтом, словно паровозные дымки. Судя па карте, там находились коралловые островки Фангахина и Ангатау. Мы убедились, что ветер позволяет нам надеяться подойти к Ангатау, и легли на соответствующий курс, после чего закрепили весло и стали наслаждаться миром и привольем тихоокеанских просторов. Чудесно было находиться на бамбуковой палубе «Кон-Тики» в хорошую погоду! Мы жадно впитывали все впечатления, сознавая, что путешествие подошло к концу, хотя еще неизвестно, как именно всё кончится.

Трое суток подряд мы правили на облачко над Ангатау. Погода держалась прекрасная, течение вело себя безупречно, и плот шел точно по курсу. На четвертое утро Торстейн сменил Германа, стоявшего вахту с четырех до шести, и услышал от него, что под утро в лунном свете можно было различить контуры острова. Сразу же вслед за этим взошло солнце, и Торстейн просунул голову в хижину:

— Земля!

Мы выскочили все, как один, наружу, присмотрелись и поспешили поднять наши флаги — на корме норвежский, на мачте французский (ведь мы подходили к французской колонии), затем все остальные: американский, перуанский, шведский, британский, не говоря уже о флаге «Клуба исследователей». Весь этот пестрый наряд лихо развевался на ветру, не оставляя никаких сомнений в том, что на «Кон-Тики» праздник. Остров был расположен идеально, прямо по нашему курсу, хотя и несколько дальше, чем Пука-Пука четыре дня назад. По мере того как солнце позади нас подымалось выше, мы могли видеть всё более яркий зеленый отсвет на мглистом небе над островом. Это было отражение тихой мелководной лагуны внутри атолла. Некоторые лагуны отражаются в небе на высоту до нескольких тысяч метров, так что первые мореплаватели могли обнаружить присутствие земли задолго до того, как сам остров показывался на горизонте.

Часов около десяти мы снова приступили к маневрированию рулем, так как надо было решать, к какой части острова править. К этому времени уже можно было различить отдельные деревья; освещенные ярким солнцем стволы резко выделялись на фоне густой листвы.

Мы знали, что где-то между нами и островом скрывается под водой опасная гряда, подстерегающая всё, что подплывает по течению к мир-ному островку. Эта гряда подставляла ножку мерно катящимся с востока мощным валам, отчего они поднимались на дыбы, теряли равновесие и с грозным ревом обрушивали многотонные массы воды на острые зубцы кораллового рифа. Немало судов было затянуто неудержимым потоком и разбито вдребезги о подводный барьер архипелага Туамоту.

Со стороны моря не было заметно никаких признаков этой коварной ловушки. Мы могли видеть только курчавые гребни волн, спешивших друг за другом в сторону острова. Крутые валы совершенно скрывали от нас весь риф с кипящим вокруг него водоворотом. Но

по краям острова на севере и на юге, где мы видели берег, так сказать, в профиль, отчетливо видно было, как, не доходя нескольких сот метров до самого острова, высоко в воздух взлетает белая пена прибоя.

Мы направили плот по касательной к беснующимся бурунам у южной оконечности острова, надеясь, что либо сможем затем плыть вдоль гряды, пока не достигнем подветренной стороны, либо еще по пути к намеченной точке обнаружим: мелкое место, где можно бросить импровизированный якорь и переждать, пока переменится ветер.

Часов около двенадцати мы разглядели с помощью бинокля, что растительность острова состоит из молодых кокосовых пальм, плотно сомкнувших кроны над густым волнистым кустарником. На фоне светлого песка на берегу выделялись отдельные крупные глыбы кораллового известняка. И никаких признаков жизни, если не считать белых птиц, парящих над пальмовыми кронами.