В ночь на 30 июля на «Кон-Тики» царило приподнятое настроение. Непрекращающийся птичий гомон, казалось, предвещал близость новых больших событий. Крики птиц производили какое-то особенно земное впечатление после трехмесячного непрерывного жалобного концерта безжизненных снастей. Плясавшая рядом с вахтенным на мачте луна выглядела особенно большой и круглой. Мы были готовы объяснить необычную теплоту ее желтого сияния тем, что в нем отражались уже не одни только холодные рыбы, но и пальмовые кроны со всей окружающей их южной романтикой.
В шесть утра Бенгт покинул наблюдательный пункт на мачте, разбудил Германа и улегся спать. Светало, Герман забрался на скрипучую мачту; десять минут спустя он скатился вниз по вантам и дернул меня за ногу:
— Вставай, погляди на свой островок!
Бросив взгляд на его сияющую физиономию, я выскочил на палубу, сопровождаемый по пятам еще не успевшим заснуть Бенгтом. Мы дружно вскарабкались на самую верхушку мачты. Птицы летали вокруг во множестве. Над морем повисла нерастаявшим остатком ночи сине-фиолетовая мгла, но на востоке весь горизонт уже озарился всё усиливавшимся румяным заревом; а там, на юго-востоке, голубой карандашной чертой на кроваво-красном фоне протянулась какая-то легкая тень.
Земля! Остров! Мы жадно пожирали его глазами и поспешили рас-тормошить остальных членов экипажа. Они вскочили,
сонно озираясь по сторонам, словно ожидали, что плот вот-вот уткнется носом в берег. Наши крикливые воздушные спутники протянулись живым мостом по направлению к острову, который обозначался всё отчетливее по мере того, как красное зарево сменялось золотым, предвещая скорое появление солнца.Первой нашей мыслью было, что остров лежит не там, где ему надлежало находиться. А поскольку остров не мог сместиться, это значило, что плот в течение ночи был подхвачен течением, идущим в северном направлении. Достаточно было одного взгляда на море, чтобы убедиться по бегу волн, что у нас нет никаких надежд попасть на обнаруженный остров. При таком направлении ветра мы не могли уже лечь на нужный для этого курс. Область архипелага Туамоту с его многочисленными островами богата сильными извилистыми течениями; к тому же, на их направление влияют мощные приливные и отливные потоки, омывающие рифы и острова.
Мы круто повернули руль, хотя заранее были убеждены в бесполезности такого маневра. В половине седьмого солнце, как всегда в тропиках, буквально вынырнуло из воды. До острова было всего несколько морских миль, и можно было различить чуть возвышавшуюся над горизонтом полоску леса. Деревья отделялись от воды узенькой чертой светлого берега, настолько плоского и низкого, что он то и дело исчезал за волнами. Согласно вычислениям Эрика это был передовой форпост Туамоту — остров Пука-Пука. Морской справочник, две имевшиеся на борту карты и измерения Эрика дружно расходились в определении координат острова, но, поскольку по соседству не было никакой другой земли, не приходилось сомневаться в том, что это действительно Пука-Пука.
Экипаж «Кон-Тики» вел себя довольно сдержанно. Повернув парус и руль, мы, кто с мачты, кто с палубы, молча устремили взоры на эту землю, которая внезапно вынырнула на горизонте посреди бескрайних океанских просторов. Наконец-то перед нами неопровержимое доказательство того, что мы действительно двигались куда-то все эти месяцы, а не просто качались вверх и вниз в центре одного и того же неизменного круга. Нас переполняло чувство глубокого удовлетворения, к которому примешивалась легкая досада, — хотя мы и добрались до Полинезии, нам приходилось мириться с ролью беспомощных свидетелей того, как нас уносит всё дальше в нашем неизменном движении на запад, а остров остается лежать вдали недоступным видением.
Сразу после восхода солнца чуть влево от центра острова над кронами деревьев поднялся к небу густой столб дыма. Глядя на него, мы невольно думали о том, что вот сейчас жители острова занялись приготовлением завтрака... В тот момент мы и не подозревали, что плот был обнаружен туземными наблюдателями и что дым был сигналом, приглашающим путешественников пристать к берегу. Около семи наши просоленные ноздри защекотал слабый запах горящих сучьев борао, и я сразу вспомнил костер на берегу Фату-Хивы. Еще полчаса спустя до нас донесся аромат леса и свежесрубленных деревьев. Плот всё более удалялся от острова, а он посылал нам вслед легкие порывы ветра. Мы с Германом минут пятнадцать висели на мачте, вдыхая чуть уловимый запах тропической растительности. Да, это была Полинезия... После девяноста трех суток в окружении соленой воды мы наконец-то ощутили близость настоящей суши.