Путешествие на «Кон-Тики»

Кнют обратился к самым крепким парням, пытаясь убедить их плыть вместе с ним на лодочке. Тут появился какой-то рослый, толстый мужчина, очевидно, вождь, потому что он был облачен в старую форменную фуражку и говорил громким, властным голосом. Все расступились. Кнют объяснил по-норвежски и по-английски, что ему нужны люди, что надо поспешить к плоту, пока его не отнесло. Вождь ничего не понимал и отвечал только сияющей улыбкой. Как Кнют ни протестовал, восторженная толпа повлекла его за собой в деревню. Здесь его встретили собаки, поросята и куры; прекрасные туземные девушки поднесли ему свежие фрукты. Было ясно, что островитяне поставили себе целью сделать Кнюту его пребывание на острове возможно более приятным, но Кнют не поддавался ни на какие соблазны, он думал только о сносимом на запад «Кон-Тики». Понять намерения туземцев было нетрудно. Они соскучились по людям из внешнего мира и знали, к тому же, что на судне белого человека должно быть немало хороших вещей. Нужно только задержать Кнюта на берегу, — тогда и остальные пристанут к острову на своем странном судне. Белые ни за что не оставят своего товарища одного на таком заброшенном островке, как Ангатау.

После разного рода приключений Кнют всё же высвободился и стал протискиваться к лодке, сопровождаемый поклонниками и поклонницами. На интернациональном языке жестов и знаков он разъяснил, что должен во что бы то ни стало возвратиться на свое странное судно, которое почему-то настойчиво спешило продолжать свой путь.

Тогда островитяне пустились на хитрость и стали уверять Кнюта — опять-таки с помощью жестов, — будто плот уже подходит к берегу по ту сторону мыса. Кнют было растерялся, но в этот момент послышались громкие голоса на берегу, где женщины и дети всё время подбрасывали хворост в костер. Вернулись гребцы на трех пирогах, они передали Кнюту записку. Положение было отчаянным: ему предписывалось не отплывать в море в одиночку, а туземцы наотрез отказывались сопровождать его.

Среди островитян развернулась крайне оживленная дикуссия. Те, кто побывал на плоту, отлично понимали, что нет никакого смысла Задерживать Кнюта в надежде привлечь остальных белых. В конце концов Кнюту удалось с помощью обещаний и угроз убедить экипаж трех пирог помочь ему догнать «Кон-Тики». И вот они отправились в путь в тропическую ночь с лодочкой на буксире. Островитяне столпились у затухающего костра, провожая взором своего нового светлокожего друга, который исчез так же внезапно, как появился.

Далеко в море спутники Кнюта обнаружили мигание нашего фонаря, видимое только тогда, когда волны поднимали пироги на своих гребнях, узкие, стройные полинезийские челны резали воду, как нож, но Кнюту казалось, что прошла целая вечность, пока он наконец ступил опять на толстые круглые брёвна «Кон-Тики».

— Небось хорошо на берегу... — проговорил Торстейн с завистью.

— Ты посмотрел бы, какие там девушки! — поддразнил его Кнют.

Плот продолжал идти со спущенным парусом и поднятым на борт кормовым веслом; мы заползли все в хижину и уснули, как убитые.

В течение трех последующих суток плавания не было видно никаких признаков земли.

Нас несло прямо на грозные рифы Такуме и Рароиа, которые преграждали море на нашем пути на протяжении 70—80 километров. Мы предприняли отчаянные усилия, чтобы выйти к северной оконечности этой опасной гряды, и одно время казалось, что нам это удастся. Но вот среди ночи в хижину ворвался вахтенный и скомандовал: «Все наверх!»

Ветер переменился. Теперь плот несло прямо на рифы Такуме. Шел дождь, и видимость была равна нулю. А до рифов оставалось уже совсем немного.

Тут же состоялось совещание. Теперь дело шло уже о жизни и смерти. Пытаться обойти риф с севера было безнадежно, оставалось попробовать пробиться с южной стороны. Мы повернули парус и руль и продолжали опасное плавание, подгоняемые неустойчивым северным ветром. Стоило только подуть ветру с востока до того, как мы пройдем все эти восемьдесят километров вдоль «фасада» рифов, — и мы окажемся беспомощной добычей прибоя.

Был разработан план поведения экипажа на случай аварии. Любой ценой стараться удержаться на плоту. Забираться на мачту нельзя, — оттуда нас стряхнет, как перезревшие плоды; остается только изо всей силы цепляться за снасти, когда на нас будут обрушиваться валы, резиновую лодку положили, не привязывая, на плоту, нагрузив ее портативной непромокаемой радиостанцией, запасом провианта, бутылками с пресной водой и аптечкой. Волны вынесут лодку на берег независимо от нас; этот запас пригодится в случае, если мы выберемся на берег в полной сохранности, но с пустыми руками. На корме «Кон-Тики» мы укрепили длинный трос с плавучим буем[48]ка конце. Таким образом, если плот застрянет на рифах, буй тоже вынесет на берег, и мы сможем попытаться вытянуть «Кон-Тики» с помощью троса. Закончив обсуждение, мы снова улеглись спать, оставив одного вахтенного на посту под дождем.