Путевые впечатления. Юг Франции

Мы тотчас же бросились к этой дыре и стали вглядываться сквозь нее в подземелье Арен, но на дне его не обнаружили ничего, кроме обломков и камней, о которые Милорд, падая, должен был бы расплющиться, а так как, несмотря на ссоры, в которые из-за его ненависти к кошкам нам без конца приходилось вступать с хозяевами постоялых дворов и крестьянами, мы его очень любили, то, чтобы прийти ему на помощь, кинулись к ближайшему вомиторию. Но тщетно мы искали след Милорда на том месте, куда он упал и которое нам удалось определить по форме злополучного отверстия; напрасно подзывали его самым приятным для него свистом, напрасно звали его и первоначальным именем «Хоуп» и последующим «Милорд» — ответа не было. Мы решили поэтому, что, удовлетворившись увиденным зрелищем, он вернулся в гостиницу, а нам следует вновь занять свои места на возвышении; однако стоило нам войти в цирк, как мы сразу увидели нашего друга Милорда, который оборонял оставленные нами головные уборы от посягательств каких-то двух человек, пытавшихся их сбросить и занять наши места. Мы поспешили на помощь к верному стражу, который встретил нас, радостно извиваясь всем своим туловищем и виляя хвостом. Внимательно осмотрев его, мы не обнаружили на нем никаких следов увечья от падения; он вел себя так спокойно, будто с ним ровно ничего не произошло, а потому мы знаком велели ему лечь у наших ног, что он немедленно и сделал.

За это время цирк почти заполнился; все доступные скамьи были заняты, свободными оставались только места, пришедшие в негодность, так что зрители, сидевшие ближе всего к арене, были отделены от нее лишь шестифутовой стеной, которая тянулась по всему кругу; выше всех расположились те, кто стоял на аттике амфитеатра; кое-кто даже пытался, наподобие обезьян, взобраться на верх больших синих шестов, которые были установлены в отверстиях балок, предназначавшихся для того, чтобы поддерживать веларий, а в наше время — для того, чтобы вывешивать на них трехцветные флаги по поводу значительных событий (таких, как проезд герцога Орлеанского, именины короля или годовщина 27, 28 и 29 июля).

Наконец, когда под нахлынувшим людским валом скрылись последние камни амфитеатра, подобно тому как во время потопа уходят под воду последние клочки земли; когда никого не осталось за внешней решеткой; когда стало ясно, что весь город собрался в Аренах, ворота закрыли. Городской трубач, глашатай праздника, выступил вперед, и послышались фанфары. С их последними звуками на арене появились два крестьянина верхом на белых камаргских лошадях; держа в руках трезубцы, они проехали круг по амфитеатру, разгоняя запоздавших зрителей, торопившихся, кто как мог, разместиться в огромной воронке и освободить пространство цирка для сражения.

Глядя на то, сколь невысока была стена, отделявшая зрителей от арены, я спрашивал себя, каким образом в древности скамьи были защищены от ярости диких зверей, во множестве умерщвлявшихся на глазах у людей. Возможно, укрепления высотой в шесть футов достаточно, чтобы остановить грузных животных, хотя я знаю, что в испанских корридах часто случается, что быки, в особенности наваррские, которые меньше весом, перепрыгивают через первую ограду высотой в пять футов, и только узость коридора, куда они попадают, мешает им перепрыгнуть вторую ограду, которая при этом на пятнадцать — восемнадцать дюймов выше первой; однако в античных играх, где среди сражавшихся зверей были тигры, пантеры и львы, где Цезарь выпускал на арену змея длиной в пятьдесят локтей, которому было достаточно развернуть несколько своих колец и поднять голову, чтобы достать до четвертого или пятого ряда скамей, а Агриппа — двадцать слонов, хоботы которых должны были дотягиваться до возвышений весталок и императора, — что за ограждения защищали тогда публику, если от них не осталось никакого следа и, тем не менее, ни один древний автор не сообщает ни об одном происшествии такого рода, хотя, не будь ограды или решетки, они должны были бы происходить повсеместно.^[53]

Я размышлял на эту тему и делился своими рассуждениями с Жаденом, как вдруг цирк огласился радостным криком; мы взглянули на арену и увидели прямо под нами, перед сразу же захлопнувшейся за ним дверью, первого быка: испуганный криками, он тщетно пытался отступить под своды только что покинутого им помещения. Привыкший к пустынным просторам Кро, песчаным равнинам Эгморта или болотам Камарга, бык казался ошеломленным и обводил изумленным, мрачным и свирепым взглядом ряды зрителей, которые окружали его со всех сторон. И тогда, не видя никакого выхода и чувствуя себя зажатым в гранитном кольце, он опустил голову, издал протяжный рев и стал рыть землю задними копытами. Эти проявления враждебности вызвали восторженные крики всех зрителей, но среди тех, на кого они произвели наибольшее впечатление, был, бесспорно, Милорд: он судорожно поднялся на ноги, ощетинил шерсть и, вспомнив о своих былых сражениях у заставы Боёв, несомненно в ту же минуту кинулся бы на арену, если бы хозяин не схватил его за ошейник.