В течение всего ужина сотрапезники обменивались репликами, чтобы лучше познакомиться. Каждый рассказывал много забавного; один лишь г-н Луэ хранил молчание. Можно было подумать, что ничто так не пробуждает аппетит, как необходимость держать одну руку горизонтально, а другую вертикально; однако он слушал очень внимательно, не упуская ни одной шутки, ни единого слова и одобрительно кивая в ответ на удачные остроты, которыми мы обменивались, а когда рассказываемые нами истории казались ему особенно интересными, выражал свое одобрение чем-то вроде негромкого сопения… Взглядами мы жаловались Мери на это молчание, но он знаками давал нам понять, что аппетиту нужно предоставить время, необходимое для его насыщения, что всему свой черед и что мы ничего не упустим, если немного подождем. И действительно, когда подали десерт, г-н Луэ выдохнул какое-то восклицание, выражавшее нечто вроде: «Черт побери, я неплохо поужинал!» Мери понял, что наступил нужный момент и попросил подать чашу пунша и сигары. За двести льё от Парижа пунш все еще принято непременно подавать к десерту во время холостяцких ужинов.
Господин Луэ откинулся на спинку стула, с доброжелательной улыбкой поочередно окинул взглядом каждого из присутствующих так, будто только что нас увидел, а потом с тихим вздохом удовлетворения насытившегося гурмана произнес: «Да, черт побери, я неплохо поужинал!»
— Господин Луэ, — обратился к нему Мери, — не хотите ли сигару? Это весьма полезно для пищеварения.
— Спасибо, знаменитый наш поэт, — отвечал г-н Луэ, — я никогда не курю, но вот с разрешения этих господ бокал пунша отведаю.
— А как же, господин Луэ, его и принесли специально для вас.
— Вы слишком любезны, господа!
— Господин Луэ, поскольку вы не курите…
— Я никогда не курю! В мое время еще не курили, господа. Это казаки ввели вам такую моду вместе с сапогами. Я же никогда не расставался с башмаками и всегда оставался верен привычке нюхать табак. Да, да, я придерживаюсь традиций своей нации.
С этими словами г-н Луэ вынул из кармана миниатюрную табакерку и протянул ее нам. Мы все отказались, за исключением Мери, который, желая доставить удовольствие г-ну Луэ и сыграть на его слабой струнке, взял щепотку табака:
— О, какая прелесть ваш табак, господин Луэ! Разумеется, он не акцизный?
— Да нет, сударь, акцизный; однако я его подправляю. Это секрет, которому меня научил один кардинал, когда я был в Риме.
— О! Так вы были в Риме? — спросил я г-на Луэ.
— Да, сударь, я прожил там лет восемнадцать — двадцать.
— Господин Луэ, — вмешался Мери, — раз уж вы не курите, то непременно должны рассказать этим господам о вашей охоте на шастра.
— Что за шастр? — спросил я.
— Шастр?! — воскликнул Мери. — Вы не знаете, что такое шастр? Подумайте только, господин Луэ, он не знает, что такое шастр, а еще называет себя охотником! Шастр, друг мой, — это вещая птица, это гага avis[84]
римского сатирика.— Это разновидность дрозда, — пояснил г-н Луэ, — и поджареный на вертеле, он великолепен.
— Так расскажите же ему о вашей охоте на шастра, господин Луэ!
— С удовольствием, ибо более всего мне хочется выглядеть приятным в глазах собравшихся, — любезно ответил г-н Луэ.
— Слушайте, господа, слушайте! — воскликнул Мери. — Вы услышите сейчас об одной из самых необыкновенных охот, какие только случались со времен Нимрода до наших дней! Я слышал рассказ о ней раз двадцать и всякий раз воспринимал эту историю с новым удовольствием. Еще стаканчик пунша господину Луэ! Вот так, хорошо! Начинайте, господин Луэ, мы вас слушаем!
— Вы, конечно, знаете, господа, — начал г-н Луэ, — что все марсельцы — прирожденные охотники…
— Да уж, Бог ты мой! — перебил его Мери, выпуская дым из сигары. — Это — явление физиологического порядка, которое я никогда не мог себе объяснить, но, тем не менее, все обстоит именно так. Неисповедимы предначертания Божьи.
— К несчастью, а может быть, и к счастью — ибо неоспоримо, что присутствие их причисляют к бедствиям человечества, — итак, к несчастью или к счастью, — продолжал г-н Луэ, — в окрестностях Марселя не водятся ни тигры, ни львы, но зато у нас происходит перелет голубей.
— Ну-ну! — хмыкнул Мери. — Я ведь говорил вам об этом, дружище… Здесь так принято считать.
— Несомненно, — прервал его г-н Луэ, явно задетый, — несомненно. Что бы вы ни говорили, у нас происходит перелет голубей. К тому же разве вы не давали мне как-то книгу господина Купера «Пионеры», где такой перелет удостоверен?
— Да, удостоверен, но в Америке.
— Но если они перелетают через Америку, почему им не перелетать через Марсель? Ведь суда, которые плывут из Константинополя и Александрии в Америку, сюда заходят!
— Это справедливо, — согласился Мери, ошеломленный таким доводом, — мне нечего возразить. Как я сам об этом не подумал? Вашу руку, господин Луэ! Я больше никогда не буду возражать вам п
— Сударь, обсуждение всегда возможно.
— Да, но я его закрываю.
— Итак, господа, я говорил, что за неимением львов и тигров у нас есть. перелет голубей.
Абдусалам Абдулкеримович Гусейнов , Абдусалам Гусейнов , Бенедикт Барух Спиноза , Бенедикт Спиноза , Константин Станиславский , Рубен Грантович Апресян
Философия / Прочее / Учебники и пособия / Учебники / Прочая документальная литература / Зарубежная классика / Образование и наука / Словари и Энциклопедии