Путевые впечатления. Юг Франции

— Да, это правда, сударь; по жилам у меня текла больше не кровь, а серная кислота! Мы, люди с горячими головами, приходим в ярость от малейшего раздражения, а я был раздражен донельзя. Проклятый шастр, сударь, был как заколдованный; это, можно сказать, была птица царевича Камараз-Замана! Справа от меня остались Касис и Ла-Сьота; затем я достиг большой равнины, что тянется от Синя до Сен-Сира. Я шагал безостановочно уже пятнадцать часов, поворачивая то направо, то налево; если бы я шел все время по прямой, то уже миновал бы Тулон: от изнеможения я валился с ног. Что же касается этого чертова ша-стра, то он не казался уставшим. Наконец, начало темнеть; мне оставалось не больше получаса светлого времени, чтобы догнать эту адскую птицу. Я дал обет Божьей Матери-охранительнице поставить в капелле церкви серебряного шастра, если мне удастся поймать своего. Не тут-то было! Под предлогом, что я не моряк, она, казалось, меня не услышала… Тьма сгущалась все сильнее и сильнее. От отчаяния я в последний раз выстрелил в шастра! Должно быть, ему был слышен свист дроби, сударь, ибо на этот раз он совершил такой полет, что я напрасно следил за ним глазами: на глазах у меня он растаял и скрылся в сумерках, удаляясь в сторону селения Сен-Сир. Нечего было и думать о возвращении в Марсель. Я решил заночевать в Сен-Сире; к счастью, в тот вечер в театре не было спектакля.

Умирая с голоду, я добрался до гостиницы «Черный Орел» и велел ее хозяину, своему хорошему знакомому, приготовить мне ужин и постелить для меня постель; потом я рассказал ему о своих приключениях. Он попросил меня поточнее объяснить, где я потерял из виду моего шастра. Я описал ему все как можно подробнее. Он задумался на минуту, а потом сказал:

«Ваш шастр может быть только в одном месте — в вересковых зарослях справа от дороги».

«Совершенно верно! — воскликнул я. — Именно там я его и потерял. Будь сейчас луна, я бы вас туда повел».

«Да, да! В этих кустарниках шастры обычно и прячутся: это всем хорошо известно».

«В самом деле?»

«Если хотите, завтра на рассвете я возьму свою собаку и мы выгоним его из укрытия».

«Черт побери! Конечно, хочу! Иначе будут говорить, что какая-то ничтожная птица меня обманула. И вы полагаете, что мы ее найдем?»

«Наверняка!»

«Хорошо, ваши слова позволят мне спокойно провести ночь. Только не ходите туда без меня!»

«Ну, еще бы!»

Не желая повторения того, что случилось со мною утром, я разрядил свое ружье и вычистил его. Вы даже не можете представить, сударь, каким оно было грязным, ведь я сделал не меньше пятидесяти выстрелов за этот день, и, если бы дробь могла пускать ростки, то получилась бы прекрасная дорожка от Марселя до Сен-Сира. Приняв такую меру предосторожности, я поставил ружье у камина, чтобы в течение ночи оно просохло, затем поужинал и проспал мертвым сном до пяти утра, когда меня разбудил хозяин гостиницы.

Поскольку я рассчитывал вернуться в Марсель тем же путем, что и пришел, то накануне подготовился к этому и положил в ягдташ остатки своего ужина. Я имел право это сделать, сударь, ведь за него было заплачено. Повесив ягдташ на плечо, я спустился вниз, взял ружье и, собираясь его зарядить, вытащил свою пороховницу, но тут обнаружилось, что она пуста!

К счастью, у моего хозяина были и припасы. У охотников, как вы знаете, сударь, принято одалживать друг другу порох и свинец, так что мой хозяин одолжил мне порох, и я его взял. Подержав немного ружье над пламенем, я зарядил его. Мне бы следовало заметить по зернышкам этого проклятого пороха, что с ним не все в порядке, но я не обратил на это внимание. Мы отправились вместе с хозяином и Сулейманом: Сулейманом звали его собаку.

А как зовут вашу собаку, господин Жаден? — прервал себя сам рассказчик.

— Милорд, — ответил Жаден.

— Красивое имя, — с поклоном заметил г-н Луэ, — а вот собаку моего хозяина звали не Милорд, а Сулейман. Тем не менее это был бойкий пес: стоило нам войти в вересковые заросли, как он сделал стойку, оставаясь неподвижным, словно кол.

«Вот и ваш шастр», — сказал мне трактирщик.

Действительно, приблизившись, я увидел шастра в трех шагах от себя. Я прицелился.

«Что вы собираетесь делать? — закричал трактирщик. — Вы же его в крошево обратите… это убийство, не говоря уж о том, что вы можете угодить свинцом в мою собаку».

«Это верно», — согласился я и отступил на десять шагов, оставляя, однако, шастра в пределах досягаемости.

Сулейман застыл над ним, напоминая собаку Кефала. Как вы знаете, сударь, собака Кефала обратилась в камень.

— Нет, я этого не знал, — ответил я, улыбаясь.

— Да! Такое вот несчастье случилось с этим животным!

— Бедняга! — сказал Мери.

— Сулейман превосходно держал стойку. Он бы так и стоял, если бы его хозяин не скомандовал ему: «Пиль! Пиль!» При этих словах он бросился вперед, и шастр взлетел. Я прицелился в него, сударь, никогда еще ни в одного шастра так не прицеливались: он был… ну прямо на кончике моего ружья. Бах!.. Раздался выстрел. И представляете, сударь, порох оказался выдохшийся, совершенно выдохшийся! Промах!..