Путевые впечатления. В России. Часть вторая

Но что меня особенно порадовало, когда я вошел в избу этого славного человека, так это то, что вместо душной, смрадной, нездоровой жары, в которую погружается путешественник, шагнув прямо со свежего воздуха в своего рода печь, где живут русские крестьяне, мы ощутили, как нас мягко обволакивает приятное тепло.

Во время моей поездки в Бородино, где, хотя был август, ночи стояли холодные, я дважды пытался войти в такие избы, и каждый раз меня отталкивали зловоние и жара.

В пять часов мы вновь пустились в путь и в семь прибыли в Калязин. Пароход приходил туда в полдень.

Похоже, что Калязин не является вольным городом, ибо я не видел ничего грязнее того постоялого двора, где нам пришлось поставить на отдых наших лошадей. Мы попытались устроиться на некоем подобии антресолей, откуда нам пришлось выдворить с дюжину ворон, но через несколько минут ужасающий зуд в ногах вынудил нас отправиться на поиски другого пристанища.

Я остановился на мгновение у входа в какой-то грязный двор, чтобы посмотреть на десяток русских девушек, которые готовили кислую капусту, напевая бесконечно унылую песню. Таких мелодий в России немало, и они прекрасно передают ту безмолвную грусть, о которой я говорил и которая сопутствует русскому в его развлечениях.

Впрочем, я торопился увидеть Волгу. В каждой стране есть своя национальная река: в Северной Америке — Миссисипи, в Южной Америке — Амазонка, в Индии — Ганг, в Китае — Желтая река, в Сибири — Амур, во Франции — Сена, в Италии — По, в Австрии — Дунай, в Германии — Рейн.

В России это Волга, то есть самая большая река Европы.

Она берет начало в Тверской губернии и, образовав семьдесят восемь излучин на своем пути в семьсот пятьдесят льё, впадает в Каспийское море.

Так что Волга — это нечто величественное.

И я торопился поклониться ее величеству Волге.

К реке вела глубокая ложбина, пересекавшая город; ясно было, что именно по ней устремляются в лоно своей госпожи и повелительницы водные потоки, образующиеся после тех проливных дождей, какие выпадают в России.

Еще издали мы увидели высокий берег, под которым текла река, но что касается реки, то ее видно не было.

И только подойдя к самому берегу, мы увидели ее, зажатую между крутыми склонами и шириной не более наших второстепенных рек — Орна или Ионны.

Весной, во время таяния снегов, она поднимается на двадцать футов и нередко выходит из берегов, однако сейчас была осень, и уровень воды в Волге упал донельзя.

Возвратившись с этой прогулки к реке несколько разочарованными, мы встретили нашего полкового хирурга. Деланж, человек слова, предупредил его о нашем приезде, и он поспешил прийти, чтобы предложить нам позавтракать у него.

Это приглашение было принято нами с тем большей легкостью, что, благодаря нашей охоте и дарованиям Кутузова, превратившего зайцев, тетеревов и куропаток в паштеты, мы были в состоянии внести свой вклад в съестные припасы, а благодаря винным запасам Нарышкина, различные образцы которых перекочевали в наши ящики, могли внести и свою долю напитков.

Такие богатства в сочетании с его собственными яствами придали нашему хирургу смелость, и он попросил у нас разрешения пригласить кое-кого из своих товарищей.

Понятно, что такое разрешение было ему дано.

Однако, по-видимому, в числе его товарищей был весь офицерский состав, поскольку через час все, кто носил эполеты с бахромой или без нее, от подпоручика до подполковника, заполнили его обширную гостиную.

Каждый принес то, что сумел раздобыть, вследствие чего по количеству вина наш пир достиг уровня свадьбы в Кане Галилейской, а по количеству съестного — свадьбы Камачо.

Но это еще не все: заранее предупрежденные, в свой черед явились музыканты, и внезапно под нашими окнами раздались громогласные звуки труб.

Празднество было полным.

Мы уже сидели за кофе, когда ровно в полдень нам пришли сообщить, что пароход прибыл и ожидает нас.

Пароходы относятся к числу тех господ, каким быстро надоедает ждать, так что мы поспешили выпить по последней рюмке и рука об руку, как добрые друзья, знакомые уже лет двадцать, вышли на улицу.

Музыканты, не оставленные нами, как нетрудно понять, без внимания и получившие немалую долю от наших щедрот, увидели, что мы направляемся к пароходу, и рассудили, что для них нет ничего лучшего, чем последовать за нами.

И они в самом деле пошли вслед за нами, наигрывая свои самые веселые мелодии.

Все население Калязина, никогда не видевшее подобных празднеств, последовало за музыкантами.

Мы подошли к пароходу, вызвав величайшее изумление у пассажиров, задававшихся вопросом, кто же эти путешественники, в честь которых можно так громко кричать "ура" и так яростно трубить в трубы.

Но их изумление усилилось, когда они увидели офицеров, поднимающихся по трапу на пароход. Музыканты, продолжая музицировать, последовали за офицерами. Ну а самый веселый из этой компании крикнул метрдотелю:

— Официант, подай все шампанское, какое есть на борту!

Капитан решил, что настало время вмешаться.