Путевые впечатления. В России. Часть вторая

Вот оно — разумеется, настолько, насколько французский перевод может дать представление о русском подлиннике:

Горные вершины Спят во тьме ночной;

Тихие долины Полны свежей мглой;

Не пылит дорога,

Не дрожат листы…

Подожди немного,

Отдохнешь и ты.

Вполне очевидно, что в этом стихотворении есть неуловимое, но подлинное очарование.

Один из наших офицеров, к которому я обратился, счел за счастье оказать мне услугу, о которой я его попросил. Он перевел мне высоко ценимое всеми стихотворение Лермонтова, носящее название "Дума" и тем более примечательное, что в нем выражено суждение самого поэта о его соотечественниках.

Я попробую дать о нем представление — примерно такое же, какое фотография дает о живой жизни.

ДУМА

Печально я гляжу на наше поколенье!

Его грядущее — иль пусто, иль темно,

Меж тем, под бременем познанья и сомненья,

В бездействии состарится оно.

Богаты мы, едва из колыбели,

Ошибками отцов и поздним их умом,

И жизнь уж нас томит, как ровный путь без цели,

Как пир на празднике чужом.

К добру и злу постыдно равнодушны,

В начале поприща мы вянем без борьбы;

Перед опасностью позорно малодушны И перед властию — презренные рабы.

Так тощий плод, до времени созрелый,

Ни вкуса нашего не радуя, ни глаз,

Висит между цветов, пришлец осиротелый,

И час их красоты — его паденья час!

Мы иссушили ум наукою бесплодной,

Тая завистливо от ближних и друзей Надежды лучшие и голос благородный Неверием осмеянных страстей.

Едва касались мы до чаши наслажденья,

Но юных сил мы тем не сберегли;

Из каждой радости, бояся пресыщенья,

Мы лучший сок навеки извлекли.

Мечты поэзии, создания искусства Восторгом сладостным наш ум не шевелят;

Мы жадно бережем в груди остаток чувства — Зарытый скупостью и бесполезный клад.

И ненавидим мы, и любим мы случайно,

Ничем не жертвуя ни злобе, ни любви,

И царствует в душе какой-то холод тайный,

Когда огонь кипит в крови.

И предков скучны нам роскошные забавы,

Их добросовестный, ребяческий разврат;

И к гробу мы спешим без счастья и без славы,

Глядя насмешливо назад.

Толпой угрюмою и скоро позабытой Над миром мы пройдем без шума и следа.

Не бросивши векам ни мысли плодовитой,

Ни гением начатого труда.

И прах наш, с строгостью судьи и гражданина, Потомок оскорбит презрительным стихом,

Насмешкой горькою обманутого сына Над промотавшимся отцом.

Мы как раз заканчивали этот перевод, как вдруг, когда пароход повернул в одну из излучин Волги, послышались возгласы наших спутников:

— Углич! Углич!

Я поднял голову и увидел на горизонте целый лес колоколен.

LIX. УГЛИЧ

Я отдался переводу Лермонтова с тем большим пылом, что невозможно вообразить что-либо более унылое, чем берега Волги от Калязина до Углича. На протяжении этих тридцати или сорока верст река течет, зажатая между двух крутых берегов, которые из-за размывающих их каждый год половодий лишены даже прелести зеленого покрова.

Вблизи Углича, расположенного на излучине Волги, правый берег немного понижается и открывает взору возвышенную равнину, на которой выстроен город.

Углич знаменит прежде всего своей легендой; здесь в 1591 году разыгралась страшная драма, которой суждено было оказать важнейшее воздействие на судьбы России.