Путевые впечатления. В России. Часть вторая

Своей властью он обратился с призывом ко всей орде, и за этим призывом последовало почти всеобщее переселение.

Екатерина потеряла сразу полмиллиона подданных.

Правда, и Убаши выиграл от этого немного.

Снявшись с места 5 января 1771 года, в день, объявленный верховными жрецами благоприятным, и числя в своих рядах семьдесят тысяч семей и пятьсот тысяч душ, калмыки к концу того же года пришли в Китай, имея всего пятьдесят тысяч семей и триста тысяч человек.

За восемь месяцев они потеряли двести тысяч своих соплеменников на пути длиной в две тысячи пятьсот льё, который им пришлось преодолеть.

В течение многих лет местность, покинутая Убаши и его ордой, оставалась необитаемой, но в 1803–1804 годах несколько киргизских племен, действуя с согласия русского правительства, разбили свои кочевья на берегах Урала; мало-помалу они продвигались с востока на запад и в конце концов появились на берегах Волги.

Россия, желавшая восполнить понесенные ею потери, уступила им семь или восемь миллионов гектаров между Волгой и Уралом, что было вполне достаточно для восьми тысяч семей, то есть примерно для сорока тысяч человек.

Но, в отличие от калмыков, племени кроткого и покорного, исповедующего ламаистский буддизм, киргизы, исповедующие магометанство, являются жуткими грабителями; нас об этом предупредили, и мы взяли это на заметку.

Мы видели их в 1814 году, этих передовых разведчиков русской армии, в их остроконечных шапках и широких шароварах, с их луками, стрелами и копьями, с их веревочными стременами и длинношерстными лошадьми. Они внушали ужас нашим крестьянам, никогда прежде не имевшим представления о подобных людях, а особенно о подобной одежде.

Сейчас у большинства из них ружье уже заменило лук и стрелы, но некоторые, то ли потому, что они слишком бедны, чтобы купить ружье, то ли из верности национальным традициям, по-прежнему сохраняют лук и стрелы.

Их кибитки, мимо которых мы проезжали и у порогов которых кучками держались женщины и дети, имели в диаметре десять — двенадцать футов, то есть от тридцати до тридцати шести футов в окружности. В них помещаются постель или циновка, сундук для одежды и кое-какая кухонная утварь.

Мы проехали через два-три таких кочевья и видели в отдалении еще несколько, по пять-шесть кибиток в каждом.

Чтобы увезти одну такую кибитку и проживающую в ней семью, требуется не менее четырех верблюдов или восьми лошадей.

Киргизские лошади низкорослы, быстроноги и неутомимы; они питаются степной травой, и редко когда хозяева уделяют им какое-нибудь иное внимание, помимо того, чтобы снять с них узду и дать им таким образом возможность свободно пастись.

Разумеется, о ячмене или овсе для них даже и речи нет.

Поскольку увидеть в степи что-нибудь более интересное не представлялось возможным, мы решили ехать днем и ночью до самых озер. Так как нам было известно, что в пути не удастся найти абсолютно никакой пищи, мы запаслись хлебом, крутыми яйцами и вином.

Кроме того, наши саратовские друзья приготовили нам в дорогу двух жареных кур и отваренного с пряностями судака.

С наступлением ночи нам стали чинить препятствия с выдачей лошадей. Благовидным предлогом для отказа было то, что в темноте нас могут задержать киргизы.

В ответ мы показали наши ружья; к тому же мы были убеждены, что поблизости от столь значительного казачьего поста, как тот, что располагается на озере Эльтон, нам совершенно нечего опасаться.

В итоге оказалось, что правда была на нашей стороне; около двух часов ночи мы все же остановились на почтовой станции, но вовсе не потому, что боялись киргизов, а потому, что закоченели от холода.

Заморозки, как я уже говорил, настигли нас еще в Казани, а снег — в Саратове; в степи же, где ветер не встречает никаких препятствий, было, наверное, шесть-семь градусов ниже нуля.

Мы уже упоминали, что все русские почтовые станции устроены по одному образцу: тот, кто видел одну, видел все. Четыре стены, беленные известью; две лавки, служащие по выбору того, кто ими пользуется, либо диванами, либо кроватями; стол, две табуретки, пара стульев и печь, далеко выступающая в комнату; вот и все — да, надо еще сказать о горячей воде, в которой заваривают местные травы, называя их чаем, — вот и все, что там можно непременно найти.

Однако в киргизской степи вода солоноватая, и люди с более или менее утонченным вкусом ее не пьют.

Ну а еды — никакой, совершенно никакой!

Так что в России, и это следует без конца повторять, в путешествие надо брать с собой все необходимое: тюфяк, чтобы было что положить под бок, подушку, чтобы было на что положить голову, и съестные припасы, чтобы было что положить в рот.

В перечне наших съестных припасов я назвал судака; мои читатели, которым, возможно, когда-нибудь придется соприкоснуться с этой достойной уважения рыбой, позволят мне дать по ее поводу несколько разъяснений.