Путевые впечатления. В России. Часть вторая

Трапеза эта была поистине гомерической! Я не присутствовал на свадьбе Камачо, но ничуть не жалею об этом, побывав на празднестве князя Тюменя!

По завершении завтрака, сопровождавшегося обильным возлиянием всякого рода крепких напитков, было объявлено, что все готово для скачек.

Все поднялись; я имел честь предложить руку княгине Тюмень. Мы пересекли двор, сопровождаемые неистовыми криками "ура". В степи нас уже ждал помост, сооруженный за время нашей трапезы; я подвел княгиню к этому помосту, на котором вместе с ней расселись придворные дамы.

Помост продолжали установленные полукругом стулья, предназначавшиеся для мужчин.

Скачки на дистанции в десять верст (два с половиной льё!), начинались от левой стороны этого полукруга и кончались у его правой стороны.

За приз боролись сто лошадей, на которых сидели не только всадники, но и всадницы, ибо женщины в Калмыкии достигли такой степени равенства с мужчинами, какой тщетно добиваются француженки.

Бедняжка Олимпия де Гуж, желавшая, чтобы женщины имели право подниматься на трибуну, поскольку они могли подниматься на эшафот, была бы счастлива увидеть, что в Калмыкии царит подобное общественное равенство обоих полов.

Призами на скачках были назначены миткалевый халат и годовалый жеребенок.

Сто лошадей рванулись вперед как вихрь и вскоре скрылись за небольшим пригорком. Прошло полчаса. Потом, прежде чем появились сами лошади, послышался приближавшийся стук их копыт; затем мы увидели сначала одного всадника, потом еще шесть, а за ними и всех остальных, растянувшихся на расстоянии в четверть льё.

Возглавлял скачки паренек лет тринадцати, который все время держался впереди и достиг цели, на пятьдесят шагов опередив следовавшего за ним соперника.

Победителя звали Бука. Он подошел, чтобы получить из рук княгини миткалевый халат, который был слишком длинный для него и тянулся за ним, как платье со шлейфом, а из рук князя — годовалого жеребенка.

Не медля ни мгновения, он надел халат, в ту же минуту вскочил на жеребенка и с торжеством проследовал вдоль выстроившихся в ряд соперников, побежденных, но не завидующих его успеху.

Князь попросил нас оставаться на местах. Он намеревался показать нам, как калмыки устанавливают свои шатры и снимаются с места.

Но прежде всего примите к сведению, что в Калмыкии, в отличие от нас, не существует тех двух явлений, какие так осложняют жизнь: землевладельцев и арендной платы за землю.

Земля принадлежит всем. Каждый имеет право занять на ней любое место под солнцем, если оно не занято другим.

Там не платят ни за почву, ни за воздух, и поземельный налог так же незнаком калмыкам, как налог на двери и окна.

Перед зрителями появились четыре верблюда, которые несли на спинах кибитку, а также все необходимые в калмыцком хозяйстве вещи; животных вели отец семейства, мать и двое сыновей.

Верблюды остановились в двадцати шагах от помоста и по команде опустились на колени, так что хозяева получили возможность с легкостью снять с их спин груз.

Как только эта операция была закончена, верблюды, словно выучив свои роли в разыгрываемом перед нами спектакле, встали и принялись щипать траву.

Тем временем на глазах у нас кибитка устанавливалась и обставлялась со сказочной быстротой. Через десять минут каждый предмет обстановки уже находился на своем месте.

Когда шатер был установлен, один из сыновей подошел к нам, поприветствовал нас по-восточному и пригласил вступить под гостеприимный кров его отца.

Мы приняли приглашение. В ту минуту, когда я вошел в шатер, глава семьи накинул мне на плечи, в знак приветствия, великолепную шубу из черного каракуля.

Это был подарок, сделанный мне князем Тюменем.

Мы все расселись на коврах, скрестив ноги на турецкий манер.

Семья тотчас же предложила нам выпить калмыцкого чая.

О, тут нас поджидало нечто совсем иное!

Полностью доверившись церемониалу и помня, что калмыки соприкасались с Китаем через своих предков-монголов, я с полным доверием поднес ко рту чашку чая.

Я заявляю, что никогда ни одному христианину не приходилось испытывать тошноту от более чудовищного питья.

Мне даже подумалось, что меня отравили.

Естественно, у меня возникло желание узнать, из каких составных частей варят это отвратительное зелье.

Основой его является кусок плиточного чая, который привозят из Китая; его кипятят в котле и добавляют туда молоко, масло и соль.

Я видел, как нечто подобное делал Одри в Варьете, в "Госпоже Жибу и госпоже Поше", однако тогда я довольствовался тем, что смотрел, но никоим образом не пробовал.

Князь выпил с явным наслаждением две или три чашки калмыцкого чая, и я с огорчением увидел, что и моя очаровательная маленькая княгиня, которую мне так хотелось поэтизировать, выпила чашку, а скорее даже чашу, ничуть не поморщившись.

После чая подали водку из кобыльего молока, но на этот раз, предупрежденный заранее, я лишь чуть пригубил ее. Изобразив удовлетворение, чтобы не обидеть хозяина, я поставил чашку на землю, постаравшись опрокинуть ее при первой же возможности.