Теперь, снова обратившись к Джермано и ван Шайку, мы можем проследить этапы развития буддизма с конца VIII в. до IX в., в течение которого он перестал быть процветающей религией, финансируемой государством, и стал подвергаться серьёзным преследованиям в Китае и Тибете. Упадок, который отчётливо проявлялся в Средней Азии, настиг буддийские институты обеих империй, что привело к сохранению более скромных, изолированных и локальных центров духовной практики. Поэтому в Китае мы видим, что выживают аскетические, горные линии чань; а в Тибете наблюдаем эпоху местных практиков нгагпа – как бонпо, так и буддистов, о чём свидетельствует «Синяя летопись» и жизнеописания Миларепы. Нгагпа, или «эксперты по мантрам», проживали в маленьких храмах, расположенных в деревнях Тибета. Они обычно имели жён и выполняли разные ритуалы для местной общины, а также обучали перспективных юношей любым навыкам, которые могли потребоваться, чтобы продолжать ритуальные традиции; опять же, с этим явлением мы встречаемся в ранних жизнеописаниях Миларепы. Вообще говоря, даже ныне на севере Непала такая форма бон и буддизма преобладает в большинстве деревень (если не во всех), которые мы изучили за эти годы. К сожалению, в коллективной истории Тибета на этих учителей навесили ярлык «секс и насилие», чтобы объяснить, почему примерно в 1040-х гг. царю Гуге в Западном Тибете пришлось финансировать реформу тантрического буддизма под эгидой Атиши. В основу его реформы легли четыре десятилетия предшествующих ревизий, которыми руководил на западе Ринчен Сангпо. «Синяя летопись» в более благоприятном свете представляет линии, активные в этот период. Именно здесь мы встречаем проповедников дзогчен, которых обсуждали Дэн Мартин, Сэм ван Шайк, Дэвид Джермано, Самтен Кармей, Мэттью Капстейн и другие исследователи раннего дзогчен. Таким образом, мы имеем Нубчена и его родословную, а также род Сур, чьих потомков мы можем отследить вплоть до конца XI в. В труде о школе ньингма Дуджома Ринпоче перечисляются другие линии передачи с короткими жизнеописаниями. Что сделали эти мастера, чтобы создать одну или больше линий дзогчен? Сэм ван Шайк представляет их достижения как непрерывный процесс сочинения ритуальных и практических текстов, которые всё чаще систематизируются и согласуются с самыми первыми тантрическими циклами ньингма, такими как «Гухьягарбха» и «Кундже Гьялпо» («Высший Источник»)375
. В ходе XI и XII вв. эти линии передачи впитали дух и стиль новоявленных тантрических циклов, которые переводились такими мастерами, как Марпа и сакьяпинские мастера раннего этапа второго проникновения. Дэвид Джермано называет этот процесс загрязнением «изначального дзогчен» «погребальным буддизмом»; он имеет в виду, что выразительные тексты о практиках, характерные для конца VIII – начала IX в. в этих кругах буддийских йогинов, начинают сопровождаться ритуалами и практиками, типичными для более обширного мира индийского тантрического буддизма и индуизма (в основном шиваизма). В этих ритуалах инсценировалась встреча ума со смертью посредством зловещей символики, образов мест для кремации трупов, а также эротически-гневных образов божеств. Если ван Шайк прав (и это, похоже, подтверждает исследование Дэвидсона об индийском эзотерическом буддизме376, существовавшем одновременно с первым проникновением буддизма в Тибет), в этот ранний период уже существовала подобная образность, хотя основными формами были божества мандалы йога-тантры, а также сексуальная йога. Тем не менее присутствовали и гневные образы, поскольку эти ритуалы применялись для защиты различных царств, находившихся под угрозой вторжения. Поэтому неверно говорить, что изначальная, чисто созерцательная форма дзогчен была позднее загрязнена погребальной образностью. Скорее, имело место постепенное развитие полнокровного тантрического подхода, который опирался на прежние тексты и практики, известные, по всей вероятности, со времён Падмасамбхавы, Манджушримитры, Вималамитры, Вайрочаны и других тантрических мастеров периода первого проникновения.Таблица 6.
Богатейшая и сложная межрелигиозная панорама Средней Азии