Радужное тело и воскресение. Духовное достижение, растворение материального тела и случай Кхенпо Ачо

• Известно, что между центральноазиатским буддизмом и христианством существовали рабочие связи. Переводческий проект(ы?) – в контексте буддизма махаяны – буддийского монаха Праджни и христианского монаха Цзинцзина, автора надписи на Несторианской стеле 781 г. и других сиро-персидских христианских работ, имеет абсолютно достоверное историческое подтверждение. На самом деле элита китайских буддистов сочла этот проект очень нестандартным и опасным, и в знак протеста они направили правителю письмо. Тем не менее Цзинцзин достаточно хорошо знал даосизм и буддизм, чтобы писать элегантные китайские сутры, представляющие христианские учения в манере великих религий Китая. Хотя мы ничего не знаем о других сиро-персидских христианских начинаниях по совместному переводу сутр, рукописи Дуньхуана (которые, вероятно, можно отнести к X в., что на два столетия позднее их сочинения) отличаются таким высоким качеством, что можно делать вывод о существовании постоянной китайской школы христианских богословов.

• Эти христианские сутры показывают концептуальные связи между китайским сиро-персидским христианством и буддизмом чань и хуаянь. Именно эти школы китайского буддизма махаяны, скорее всего, повлияли на оригинальный изначальный дзогчен, засвидетельствованный в тибетских документах, найденных в Дунь-хуане, таких как «Шесть ваджрных строк» («Кукушка сознавания») и «Скрытое зёрнышко» Буддагупты⁴⁸⁶. В своём комментарии к христианской книге о «реализации покоя и радости» я указал на связи с даосизмом, чань и хуаянь. Важно помнить, что китайские переводы сутр после Кумарадживы (ок. 334–413 гг.) отражали строгий подход центральноазиатского буддизма махаяны. Именно подобный буддизм практиковал «западный» монах Праджня, коллега христианского монаха-святителя (хорепископа)

Цзинцзина. Также, как известно, считается, что тот же Праджня работал с японским тантрическим буддистом Кукаем, основателем школы Шингон, и переводил тантрические труды⁴⁸⁷. Существуют скудные, но убедительные подтверждения этого. В любом случае Праджня перевёл две махаянские работы, имеющие решающее значение для хуаянь и чань-буддизма: «Сутра цветочной гирлянды» («Аватамсака-сутру») и «Сутра сердца». Словарь и структурные элементы этих сутр проявляются в творчестве Цзинцзина.

• Тибетский дзогчен и монашеское сиро-персидское христианство придерживаются очень сходных представлений о духовной жизни, которые включают понятие об изначальной чистоте, визуализацию сфер света, ум, видящий ум (душа, видящая душу) как свет, три похожих этапа на пути практики и результат в форме телесного преображения (воскресения, тела света), при этом не утверждая, что это событие буквально происходит в момент смерти. Обе традиции, наряду с даосизмом и китайскими формами буддизма, утверждают, что мастера могут оставлять после смерти нетленные тела. Кроме того, в этих традициях есть устойчивые представления о телесном бессмертии. Эти заявления обычно подтверждают появлением реликвий и нетленностью почитаемых тел святых. Бессмертные существа воспринимаются сердцем ученика (возможно, в провидческих переживаниях), а не телесными глазами.

• Существуют географические связи, которые соединяют определённые места с мифическим маршрутом в духовных учениях, предполагающих тело света. Хотя в более поздней литературе долину Сват неоднократно описывают как родину Падмасамбхавы, в реальности почти нет археологических данных в пользу присутствия тантрического буддизма в этой области⁴⁸⁸

. Обнаруженные находки согласуются с открытиями в Махараштре, например в Аджанте и Эллоре. Тем не менее имя Ургьен как вариант названия «Уддияна» описывает область южнее Аральского моря, где один из главных городов Хорезма⁴⁸⁹ назывался Ургенч (Organum)⁴⁹⁰. В этом регионе археологи нашли сирийские христианские, манихейские и зороастрийские места. В своём комментарии к жизнеописанию Гараба Дордже мы показываем, почему эта легендарная география связывает события тибетского буддизма, а именно дзогчен, с мистическими учениями, которые практиковали в центрах вдоль Шёлкового пути. По сути, легенда о Гарабе Дордже позволяет обнаружить следы этих связей, скрывая в себе не что иное, как историю об Иисусе и Марии из 19-й суры Корана в художественном рассказе-сокровищнице, основанном на индийских тантрических ритуалах и историях. Похожий литературный процесс можно наблюдать в известной легенде о Варлааме и Иоасафе, где жизнь Будды Шакьямуни в течение многих веков серьёзно видоизменяют, так что в итоге она превращается в византийский агиографический рассказ о христианских отшельниках.