Рассказ дочери. 18 лет я была узницей своего отца

Я чувствую себя такой крохотной, что могла бы провалиться в асфальт. Но в то же время ощущаю себя такой большой! Ненавижу свой рост. Я великанша по сравнению со всеми остальными, и люди на меня пялятся. Нервно гадаю, смогу ли я открыть дверь в вагон, и решаю пристроиться за другими пассажирами. Я копирую их действия, поднимаюсь в вагон вслед за ними и сажусь позади них. Во время поездки меня гложет другая паническая мысль: как долго поезд будет стоять в Армантьере? Как я из него выйду? И как найду нужную школу? В Азбруке я пристально наблюдаю, как сходят с поезда другие пассажиры. Похоже, это не слишком трудно.

Когда поезд въезжает в Армантьер, с мест вокруг меня встает целая толпа других пассажиров. Ага, я об этом и не подумала: я не единственная, кто сдает экзамен. Какое облегчение! Я радостно смешиваюсь с группой подростков и следую за ними без волнения, в восторге от того, что мне не нужно брать это самое «такси», чем бы оно ни было. Наконец, я осуществляю мечту, которая была у меня всю жизнь: смешиваюсь с толпой, сливаюсь с потоком, я такая же, как все. Я иду вместе с компанией ребят из школы!

И все же мне трудно подстроиться под их ритм. Такое впечатление, что все они идут в ногу, а я не могу заставить свои ноги двигаться в том же темпе. Под конец я принимаюсь отсчитывать метр, как в музыкальном произведении: это помогает и позволяет мне перестать спотыкаться. Но почему мне так грустно? Почему так одиноко? Я «особой породы», я белая ворона, такая странная в своем великоватом бархатном пиджаке, слишком коротких брюках и туфлях, которые, разумеется, причиняют мне ужасную боль. Другие дети одеты в джинсы, у девочек распущены волосы, все они болтают и смеются. Они красивы, а я уродлива.

Мы доходим до школы, и я переступаю порог; мне бы булькать и пениться счастьем, но я чувствую себя чудовищно неловко и неуютно.

Я нахожу свою парту, а когда открываю экзаменационную папку, с удивлением обнаруживаю, что должна выбрать между тремя разными типами экзаменовки. Там есть сочинение (как я и ожидала) и два других вида тестирования, которые мне не знакомы: какие-то «анализ текста» и «краткое изложение текста». Единственное, что я умею делать, – это писать сочинения, но решаю, что все это, должно быть, примерно одно и то же. Выбираю «анализ текста», потому что его предстоит делать по красивому стихотворению – «О чем ты думала, девчонка».

Я осуществляю мечту, которая была у меня всю жизнь: смешиваюсь с толпой, сливаюсь с потоком, я такая же, как все. Я иду вместе с компанией ребят из школы!

Еще сильнее я нервничаю насчет устного экзамена. Я совсем не привыкла говорить, особенно с незнакомыми людьми. Голос не повинуется мне; он дрожит, хрипит и пищит. Порой вообще не удается издать ни звука. К счастью, меня экзаменуют по стихотворению Бодлера, которое я обожаю, – «Аромат». Похоже, моей экзаменаторше оно тоже нравится; я начинаю, заикаясь, но благодаря подбадривающему выражению ее лица мой голос выравнивается, и под конец мне кажется, что мы с ней чуть ли не просто сидим и беседуем. Когда я возвращаюсь домой, мать просматривает сделанные мной заметки и кажется удовлетворенной.

Наконец, приходит по почте конверт с моими результатами. Уверенная в своих преподавательских навыках, мать с гордостью вскрывает его. Катастрофа: у меня хорошие шестнадцать из двадцати за устный экзамен, но за письменный… Два из двадцати! Родители смотрят на меня так, будто я кого-то убила. Я только что доказала, что я – «ходячее разочарование». И все же отец требует дать ему прочесть комментарий к моему письменному экзамену: «Это прекрасное философское сочинение, а не текстовый анализ».

Я молюсь, чтобы родители поняли: образование, которое они мне дают, неадекватно. Умоляю мать послать меня в пансион.

– Да как ты смеешь просить о таком? – говорит она оскорбленным тоном. – Неужели ты не понимаешь, что это убило бы твоего отца?

Мсье Молен

Отец хочет купить салонный рояль для музыкального павильона. О том, чтобы он сам поехал в магазин выбирать инструмент, нет и речи, так что мать ищет варианты по телефону. Наконец, она связывается с неким мсье Андре Моленом, который управляет лучшим музыкальным магазином в Дюнкерке, и он предлагает лично приехать к нам домой, чтобы обсудить наши требования.

Наверное, нашу первую встречу с ним я буду помнить всегда. Я открываю дверь – и вижу маленького человечка, опирающегося на костыли. Ему около шестидесяти лет, у него небольшое брюшко и добрые глаза. Он улыбается мне, и возникает ощущение, будто внутрь меня протягивается солнечный лучик. Даже отца подкупает его мягкость.

Для начала мсье Молен изучает наш кабинетный рояль и с удивлением узнает, что мой отец даже не представлял, что фортепиано нуждается в настройке. Он решает эту проблему с огромным тактом:

– О, это нужно делать лишь время от времени. Особенно в таком прекрасном доме, как этот!