Читаем Рассказ дочери. 18 лет я была узницей своего отца полностью

Словно дом способен сам настраивать рояли!

Отец очарован и просит его немедленно заняться этим делом, добавляя:

– Если бы вы могли взглянуть и на другие инструменты… Помимо рояля, Мод уже много лет играет на других музыкальных инструментах: на аккордеоне, кларнете, саксофоне, трубе, органе и ударных.

По мере того как длится это перечисление, моя голова опускается все ниже. Я чувствую, что съеживаюсь, уменьшаюсь, низводимая до своей роли дрессированной обезьяны.

– Иногда я заставляю ее заниматься по десять часов в день, – говорит отец, и наш гость издает уклончивое «Хмм, хмм». Я не в состоянии взглянуть на него.

– Принеси бокалы, Мод, – приказывает отец.

Подняв глаза, я замечаю, что наш гость вглядывается в меня с неясным изумлением, смешанным с тревогой. Я уже видела это выражение – когда мадам Декомб замечала ссадины на моих руках.

– Вы же выпьете виски, не правда ли, – без тени сомнения говорит отец.

Сейчас девять часов утра; мсье Молен поднимает брови, но мешкает лишь долю секунды. Стоически сражаясь со своим бокалом, он рассказывает нам, как путешествовал в качестве музыканта на борту океанского лайнера «Франция», где играл на многих разных музыкальных инструментах. Лицо отца светлеет: с тех пор как исчез Ив – предварительно заняв у него денег, – невозможно найти учителя, играющего на множестве инструментов.

Подняв глаза, я замечаю, что наш гость вглядывается в меня с неясным изумлением, смешанным с тревогой. Я уже видела это выражение – когда мадам Декомб замечала ссадины на моих руках.

– Так вы и на аккордеоне играете? – спрашивает он.

– Разумеется!

И – вуаля! – мсье Молен становится моим новым учителем музыки. И каким учителем! Выдающийся музыкант, но при этом само воплощение доброты. С ним даже аккордеон становится удовольствием. Я на пятнадцать сантиметров выше него, но он называет меня «малышкой» – никто никогда меня так не называл. Мсье Молен рассказывает мне о музыкантах, чьи сочинения я разучиваю, и о том, на каком этапе своей жизни они создали конкретное произведение. Музыка оживает внутри меня; это уже не просто последовательность нот. Даже «Хрустальные жемчуга», виртуозная пьеса для аккордеона, которую меня заставил выучить отец, теперь кажется мне поэтичной.

Мой учитель приезжает, хромая на костылях, на два часовых урока в неделю. Его слух так же остер, как мой, и он тоже слышит щелчок интеркома, когда отец решает нас подслушать. Тогда его тон становится строже, но он смягчает выражение лица настолько, что мы оба улыбаемся, когда он бранится.

– Нет, право! Твои успехи на аккордеоне совершенно недостаточны… Если бы ты приезжала в мою студию в Дюнкерке, то поняла бы, что такое по-настоящему упорный труд. Тогда бы у тебя что-то начало получаться.

Думаю, мсье Молен все понимает. Он интуитивно догадался, что я на грани взрыва. Не знаю, как он это вычислил, поскольку я ничего ему не говорила. Должно быть, у него есть шестое чувство. Он способен обо всем догадаться, лишь взглянув на меня, и, полагаю, отца он читает, как открытую книгу. Наверное, он решил помочь мне и придумал план, как уломать отца.

Под конец уроков мать приходит отдать ему конверт с деньгами и пытается сразу проводить к боковой калитке.

– О, но я же должен поздороваться с мсье Дидье, – говорит он и направляется к «бару», весело болтая, словно не замечая недовольной мины матери.

Хотя врач строго предостерег его против выпивки, он всегда соглашается выпить порцию какого-нибудь горячительного. Должно быть, понимает, что от этого зависит уважение отца.

Мсье Молен завел привычку, когда во время наших уроков щелкает интерком, резким тоном говорить:

– Вижу, у тебя здесь слишком легкая жизнь. Тяжко тебе пришлось бы, если бы ты приезжала заниматься в студию под моим руководством. Я заставил бы тебя играть на контрабасе. О, вот бы ты намучилась! И я заставлял бы тебя чистить все инструменты и полы тоже мыть…

– Вижу, у тебя здесь слишком легкая жизнь. Тяжко тебе пришлось бы, если бы ты приезжала заниматься в студию под моим руководством. Я заставил бы тебя играть на контрабасе. О, вот бы ты намучилась!

Я давлюсь беззвучным смехом; он перебарщивает, это ни за что не сработает!

Но все получается. Когда мсье Молен приезжает в следующий раз, отец спрашивает его:

– Как думаете, стоит заставить Мод учиться играть на контрабасе?

– Мод? Я и не подумал об этом, но это очень хорошая мысль!

– В таком случае, – говорит отец, – могли бы вы в следующий раз привезти его с собой?

Мсье Молен может собой гордиться! Потом отец спрашивает, известно ли ему, были ли контрабасы в концлагерях. Мсье Молен на мгновение лишается дара речи, потом говорит:

– Эмм, я попробую узнать…

Перейти на страницу:

Все книги серии Замок из стекла. Книги о сильных людях и удивительных судьбах

Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я…
Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я…

Жаркой июльской ночью мать разбудила Эдриенн шестью простыми словами: «Бен Саутер только что поцеловал меня!»Дочь мгновенно стала сообщницей своей матери: помогала ей обманывать мужа, лгала, чтобы у нее была возможность тайно встречаться с любовником. Этот роман имел катастрофические последствия для всех вовлеченных в него людей…«Дикая игра» – это блестящие мемуары о том, как близкие люди могут разбить наше сердце просто потому, что имеют к нему доступ, о лжи, в которую мы погружаемся с головой, чтобы оправдать своих любимых и себя. Это история медленной и мучительной потери матери, напоминание о том, что у каждого ребенка должно быть детство, мы не обязаны повторять ошибки наших родителей и имеем все для того, чтобы построить счастливую жизнь по собственному сценарию.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Эдриенн Бродер

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее